Все участники охоты верхом отправились вниз по извилистой дорожке, которая вела в ущелье. Когда-то по дну ущелья протекала речка, служа естественным охранным рвом. Затем ее заключили в трубу, а территорию ущелья огородили, чтобы императорское зверье не разбежалось по городским улицам. В охотничьих угодьях обитали косули и благородные олени. Когда Рудольфу надоедала соколиная охота, он охотился со львами и с другими крупными кошками, которых выпускали из зверинца.

Я ожидала увидеть полный хаос, но императорская охота была срежиссирована с точностью балетного спектакля. Едва Рудольф выпустил в воздух своего кречета, с окрестных деревьев взлетело целое облако птиц, торопящихся убраться подальше. Кречет снизился и поплыл над кустами. Ветер звенел колокольчиками на его лапах. Куропатки, которых вспугнул кречет, лихорадочно разбегались во все стороны и только потом взлетали. Крылатый охотник императора сделал вираж, выбрал цель, погнал ее в удобное место, где и атаковал куропатку клювом и когтями. Куропатка стремительно падала вниз. Кречет неотступно преследовал ее до самой земли, где окончательно убил свою перепуганную, израненную добычу. Егеря спустили собак и вместе с ними побежали по заснеженной земле. Следом пустились лошади. Торжествующие крики всадников тонули в заливистом лае гончих.

Подъехав к месту, мы увидели кречета стоящим возле добычи. Изогнув крылья, он защищал убитую куропатку от возможных соперников. Поза кречета напомнила мне Мэтью. Такая же поза была у него в Бодлианской библиотеке. Я чувствовала его глаза на себе, поскольку ему требовалось удостовериться, что я где-то поблизости.

После того как император удовлетворил свою охотничью страсть, в охоту включились остальные. Общими усилиями было добыто более сотни куропаток, что могло накормить немалое число придворных. За все время охоты произошла всего одна стычка между охотничьими птицами. Неудивительно, что соперниками оказались великолепный серебристый кречет Рудольфа и коричнево-белая мышатница Мэтью.

Мэтью держался в стороне от остальных мужчин. Шарку он выпустил едва ли не самой последней, когда другие птицы вдоволь наохотились. Он не торопил мышатницу, чтобы та поскорее заставила куропатку опуститься на землю. Другие охотники не покидали седла, однако Мэтью спешился и стал увещевать Шарку, отгоняя ее от добычи. «Пряником» служил кусок мяса чьей-то куропатки, подобранный им.

Но едва Шарка выпустила добычу из поля зрения, куропатка, не желавшая умирать, проворно вспорхнула и оказалась на пути императорского кречета. И тем не менее уступать мышатница не собиралась. Кречет был крупнее и сильнее, зато Шарка превосходила его подвижностью и задиристостью. Гонясь за добычей, мышатница пронеслась над самой моей головой, обдав меня волной холодного воздуха. Какая же она маленькая! Даже куропатка была больше ее, не говоря уже об императорском кречете. Добыча Шарки взлетела выше, но и это не спасло куропатку. Шарка быстро изменила направление и впилась изогнутыми когтями в спину добычи. Не выдержав тяжести, куропатка стала падать. Кречет громким клекотом выразил свое негодование. Рудольф сделал то же самое, заявив Мэтью:

– Твоя птица посмела мешать моей.

Мэтью направил лошадь к мышатнице, чтобы забрать ее и добычу.

– Она не моя птица, ваше величество.

Шарка приосанилась и распростерла крылья, стараясь выглядеть как можно крупнее и опаснее. Увидев Мэтью, она хрипло запищала. Мэтью пробормотал что-то отдаленно знакомое и очень похожее на любовный комплимент. Шарка перестала надуваться.

– Шарка принадлежит вам, император. И сегодня она доказала, что достойна носить имя великой богемской воительницы, которым ее нарекли.

Мэтью посадил мышатницу себе на руку. Другой приподнял куропатку, показывая придворным. Путы на лапах Шарки раскачивались на ветру, вызывая позвякивание колокольчиков. Мэтью повернулся по кругу, давая всем полюбоваться маленькой охотницей. Придворные не решались высказываться раньше императора и ждали его ответа.

– Значит, та Шарка была воительницей? – спросила я, нарушая этикет.

– Да, моя дорогая жена. Только воевала она не мечом. Настоящая Шарка была невысокого роста и с таким же вспыльчивым характером, как у этой птички. Но она знала: самое могущественное оружие воина находится не в руках, а между ушами.

Мэтью постучал по голове, стараясь, чтобы смысл его слов дошел до каждого. Рудольф смысл понял и явно был удивлен.

– Судя по твоим словам, Шарка очень напоминала женщин Мала Страны, – сухо заметила я. – И как же она воевала своим умом?

Мне ответил не Мэтью. Его опередила незнакомая молодая женщина:

– Шарка помогла уничтожить отряд вражеских солдат.

Женщина бегло говорила на латыни, но с сильным чешским акцентом. Седобородый мужчина – скорее всего, ее отец, – одобрительно посмотрел на нее. Женщина покраснела.

– А как это случилось? – спросила я, заинтересовавшись историей Шарки-воительницы.

– Она притворилась попавшей в беду. Солдаты ее выручили, и тогда Шарка пригласила их отпраздновать свое освобождение обильным возлиянием.

Другая женщина, значительно старше первой, презрительно фыркнула:

– Мужчины постоянно попадаются в эту ловушку.

Ее горбатый нос вполне мог соперничать с клювом Августы.

Я громко рассмеялась. Престарелая аристократка – тоже, удивляясь своей непосредственности.

– Полагаю, ваше величество, женщины не станут обвинять их героиню в коварстве, – сказал Мэтью.

Он осторожно надел колпак на гордую голову Шарки. Потом зубами затянул ремешок и передал птицу егерю. Придворные одобрительно аплодировали.

Мы переместились в домик, стоящий на самом краю замковых владений. Здание было построено в итальянском стиле. Там участников охоты уже ждали вино и закуски. Я бы предпочла прогуляться по императорскому саду, где начинали распускаться нарциссы и тюльпаны. В домик подошли придворные, не участвовавшие в охоте, включая Страду с его вечно кислым лицом, художника Хуфнагеля и мастера математических инструментов Эразма Габермеля. Я поблагодарила его за компендиум.

– Великий пост близится к концу. Самое время устроить весенний праздник и разогнать скуку, – громко произнес какой-то молодой придворный. – Как вы считаете, ваше величество?

– Предлагаешь театр масок? – Рудольф глотнул вина и выразительно посмотрел на меня. – В таком случае там обязательно должны быть Диана и Актеон.

– Эта тема, ваше величество, слишком банальна и весьма английского свойства, – все с той же печалью в голосе заметил Мэтью, и Рудольф вспыхнул. – Пожалуй, стоило бы взять сюжет с Деметрой и Персефоной. Он больше соответствует времени года.

– Или историю Одиссея, – предложил Страда, злобно поглядев на меня. – Фрау Ройдон могла бы сыграть Цирцею и превратить нас в поросят.

– Интересная мысль, Оттавио, – сказал Рудольф, теребя указательным пальцем свою пухлую нижнюю губу. – Пожалуй, я бы не прочь сыграть Одиссея.