– Разыскивает? В Праге?

Мэтью потянулся за компендиумом и, получив его из моих рук, спрятал под дублет.

– Нет. Во времени, – ответила я мужу.

Мэтью шумно сел на кровать и выругался.

– Это моя вина, – смущенно призналась я. – Я хотела соткать предупреждающее заклинание на случай, если кто-нибудь вздумает украсть компендиум. Словом, хотела, чтобы Джек не вляпался в беду, забавляясь этой игрушкой. Надо все начать сначала и придумать новое заклинание.

– Почему ты думаешь, что нас разыскивают из другого времени? – спросил Мэтью.

– Лунная вольвелла – вечный календарь. Колесики вращались так, словно пытались донести сведения, не предусмотренные их техническими возможностями. Я сразу вспомнила, как в «Ашмоле-782» кружились слова.

– Возможно, дерганье стрелки компаса – указание на то, что ищущий нас сам находится в другом месте. Как и лунная вольвелла, стрелка компаса не может найти истинный север, поскольку стремится сделать это для двух направлений сразу: для нас в Праге и еще где-то, – сказал Мэтью.

– Думаешь, это Изабо или Сара, поскольку кому-то из них понадобилась наша помощь?

Не кто иная, как Изабо, прислала Мэтью старинный экземпляр «Доктора Фауста», чтобы помочь нам переместиться в 1590 год.

– Нет, – убежденно возразил Мэтью. – Они бы нас не выдали. Это кто-то другой.

Серо-зеленые глаза мужа остановились на мне. В них я снова увидела знакомое беспокойство и не менее знакомое сожаление.

– Ты так смотришь на меня, словно я тебя предала, – сказала я, садясь рядом с ним на кровать. – Если не хочешь, чтобы я участвовала в императорском театре масок, я откажусь.

– Дело не в затее Рудольфа. – Мэтью встал, отойдя на несколько шагов. – Ты по-прежнему от меня что-то утаиваешь.

– Мэтью, а мы все что-то утаиваем. Иногда это пустяки, не заслуживающие внимания. Иногда вещи значительные, как, например, членство в Конгрегации.

Его обвинения больно меня задели. Я ведь до сих пор слишком мало знала о нем.

Мэтью стремительно подошел ко мне, взял за плечи и поднял на ноги:

– Ты никогда мне этого не простишь.

Его глаза почернели. Пальцы больно давили мне на предплечья.

– Ты обещал терпимо относиться к моим секретам, – сказала я. – Прав, значит, рабби Лёв. Одной терпимости недостаточно.

Мэтью отпустил мои плечи и снова выругался. На лестнице послышались тяжелые шаги Галлогласа и сонные бормотания Джека.

– Я отведу Джека и Энни в дом Болдуина, – сообщил Галлоглас, подойдя к нашей двери. – Тереза с Каролиной уже ушли. Пьер отправится со мной. Пес – тоже… Мальчишка пугается, когда вы ссоритесь, – добавил Галлоглас, понизив голос. – А он за свою недолгую жизнь навидался достаточно страха. Решите свои недоразумения, иначе я увезу детей в Лондон, а вы живите тут одни.

Синие глаза Галлогласа свирепо блестели.

Мэтью с кубком вина сел у огня, мрачно глядя на игру пламени. Едва только дом опустел, он проворно вскочил и направился к двери.

Я инстинктивно выпустила свою дракониху, скомандовав ей: «Задержи его». Дракониха окутала Мэтью серым туманом, летая у него по бокам и над головой. Возле двери она обрела плоть, упершись шипастыми краями крыльев в косяк. Когда Мэтью подошел слишком близко, из пасти драконихи вырвался предостерегающий язык пламени.

– Ты никуда не пойдешь! – объявила я, изо всех сил стараясь не сорваться на крик.

Мэтью вполне мог справиться со мной, но вряд ли вышел бы победителем из схватки с моим духом-хранителем.

– Моя дракониха немного напоминает Шарку: ростом невелика, но вспыльчивая. Я бы не стала ее злить. – (Мэтью повернулся ко мне и поглядел холодными глазами.) – Если ты сердишься на меня, скажи за что. Если я сделала нечто такое, что тебе не нравится, тоже скажи. Если хочешь разорвать наш брак, имей мужество сделать это четко и однозначно, чтобы я… смогла оправиться. Но если ты и дальше будешь смотреть на меня так, словно сожалеешь о нашем браке, ты меня попросту разрушишь.

– У меня нет желания разрывать наш брак, – сдавленно произнес Мэтью.

– Тогда будь моим мужем. – Я шагнула к нему. – Знаешь, о чем я думала на охоте, наблюдая за полетом этих прекрасных птиц? «Вот так выглядел бы и Мэтью, получи он свободу быть самим собой». А когда ты надевал на голову Шарки колпак, подавляя ее охотничьи инстинкты, я увидела в ее глазах очень знакомое выражение. Чувство сожаления, которое я постоянно вижу в твоих глазах с того самого дня, когда у меня случился выкидыш.

– Причина не в ребенке. – Во взгляде Мэтью снова появилось предостережение.

– Да. Не в ребенке. Она во мне. И в тебе. И еще в чем-то настолько пугающем, чего ты не в состоянии признать. Вопреки твоей власти над жизнью и смертью твой контроль не всеохватен. Ты не можешь уберечь от беды ни меня, ни тех, кого любишь.

– По-твоему, потеря ребенка обнажила этот факт?

– А что еще могло бы его обнажить? Чувство вины, снедавшее тебя после смерти Люка и Бланки, едва не стало причиной твоей гибели.

– Ошибаешься.

Мэтью запустил руки в мои волосы, развязывая собранные в узел косы. Запахло ромашкой и мятой. Так пахло мыло, которым я мыла голову. Зрачки Мэтью расширились, сделавшись совсем черными. Он жадно вдыхал мой запах, и постепенно в глазах снова появился зеленый оттенок.

– Тогда скажи что.

– Вот это.

Мэтью впился в кромку моего корсажа, порвав ткань надвое. Затем порвал шнурок, удерживающий широкий вырез моего платья. Оно сползло на плечи, обнажив верхнюю часть груди. Мэтью провел пальцем по голубой вене, что виднелась под кожей и уходила вниз.

– Каждый день моей жизни – это битва за контроль над собой. Я сражаюсь с гневом и отвратительным, тошнотворным состоянием, которое наступает потом. Я сражаюсь с голодом и жаждой, поскольку считаю, что не вправе отбирать кровь у других существ. Даже у животных, хотя уж лучше у них, чем у тех, кого потом снова увижу на улице. – Он посмотрел мне в глаза. – Я постоянно воюю со своим невыразимым желанием обладать твоими телом и душой, причем обладать так, как понимают только вампиры. Теплокровным этого не понять.

– Ты хочешь моей крови, – прошептала я, удивляясь внезапному пониманию. – Значит, ты лгал мне.

– Я лгал себе.

– А ведь я не раз говорила, что готова тебя напоить. – Схватившись за воротник платья, я разорвала его еще больше, потом наклонила голову, обнажив яремную вену. – Пей мою кровь. Мне не жалко. Я лишь хочу тебя вернуть, – сказала я, борясь с подступающими слезами.

– Ты моя истинная пара. Я бы никогда не согласился добровольно пить твою кровь. – Холодные пальцы Мэтью вернули воротник на место. – Я решился на это в Мэдисоне, но тогда я был слишком слаб и не смог удержаться.