А: Но что все же стало последним толчком?

Г: Я думаю, что виной тому удар, который Боря получил, проиграв Роме, – и по фактам, и по разбитой картине мира. Он мог бы выбраться финансово – я не в курсе его финансов, но те, кто в курсе, говорят, что мог бы.

А: Мне так не кажется. Если бы он был, как говорится по-русски, в нулях – это одна история. Но у него остались колоссальные долги.

Г: Он остался бы должен. У него там что-то такое было. Но не знаю… Ну, объявил бы банкротство. Здесь же за это не расстреливают и в тюрьму не сажают. Объявил банкротство – списались бы все долги. Потом читал бы лекции. Это не причина расставаться с жизнью. Причина расставаться с жизнью – это болезнь.

А: Но у болезни тоже есть причины.

Г: У болезни есть причины, да. Но когда происходит болезнь, ты себя не контролируешь, ты уже другой человек.

А: И какая причина у болезни?

Г: Причина – вот этот самый удар. Во-первых, крушение его веры и уверенности в том, что Англия за него, Запад за него, что он прав.

А: Это крушение отношений с миром.

Г: Ну да. Березовский определил себя как “Антипутин” и что он на стороне добра. Поэтому когда те говорят, что он мошенник и украл что-то у “Аэрофлота”, и его надо привезти в клетке и отправить к Ходорковскому, а эти говорят: “Ваши обвинения политически мотивированы, и это, значит, все неправда”, – вот это было большой частью его самооценки, самоосознания. И он так обосновывал для себя спор с Ромой. Я сейчас не говорю о том, каковы были факты истории “Сибнефти”, это история сложная, потому что она начиналась в совсем другой системе координат. Но вот тогда, в середине 2000-х, было совершенно ясно, что нельзя из этого треугольника, из спора Бори с Ромой, вывести Путина, потому что он часть треугольника.

А: Мне так совершенно не кажется.

Г: Ну, Боря так считал… Потому что иначе Рома был бы вместе с ним и с Бадри, а Рома остался там. И то, что Запад его таким образом опустил, было для Бори невыносимо. И это стало причиной, конечно, его депрессии и всего прочего.

А: Алик, а вот ответьте на такой вопрос. Предположим, что Березовский потерял все свои деньги (что и случилось на самом деле). И вот он живет в Англии, как нормальный пенсионер: в маленькой квартире где-то в Лондоне, или в селе, в домике. Вы бы стали с ним дружить сейчас, когда у него не было бы ни денег, ни всего остального? Как вы видите свое с ним общение в такой ситуации? Приезжали бы к нему просто попить чаю или водки выпить, поговорить?

Г: Я думаю, что да, потому что мы с ним примерно ровесники. И я думаю, что было бы что-то, основанное на воспоминаниях о делах давно минувших дней.

А: А говорить с ним вам было бы интересно? Не о деле.

Г: Да, он был очень интересный парень. Его восприятие мира, переваривание его и понимание были настолько нестандартными, что с ним всегда было интересно. Он многого не знал, но, например…

А: Вот это “многого не знал” – оно вас не раздражало?

Г: Нет, наоборот. Он моментально все схватывал. Например, я ему однажды дал книжку, называется “Общая теория любви”[221] – про биохимию гормонов, которые управляют влюбленностью. Он это тут же переварил…

А: И сообщил, что влюбляется чаще всех?

Г: Да. Понял, что лежит за его влюбчивостью, возрадовался. Или, например, я ему говорю: “Вот почитай Кундеру”. Он тут же прочитал Кундеру и стал всем говорить, что это любимая его книжка, “Невыносимая легкость бытия”… Интеллектуальный аппарат у него был будь здоров.

А: А не было болезненного дефицита внимания?

Г: Да, у него очень короткий attention span был. Но когда ему нужно было сфокусироваться, он фокусировался. Это характеризует многих людей. Говорят, у Билла Клинтона такое же.

А: Вот сейчас вы говорили об “Общей теории любви”. Давайте про Бориных женщин поговорим, вы же их знали. Для него это была очень важная часть жизни, мне кажется. Он много на эту тему думал и возил за собой девушек и так далее. Вы все это наблюдали?

Г: Ну, не все, положим… Я все-таки в Америке живу, а он был в Лондоне.

А: Я понимаю. Ну, вы с ним ездили, с девушками. Он же был очень девушками поглощен, влюблялся в них сильно. Он был в них действительно глубоко влюблен, ненадолго. Так это?

Г: Да. У Бори было много разных женщин, и он во всех влюблялся: в кого на два дня, а в кого на два года. Но он действительно не мог без этого душевного подъема, который мы все ощущаем в момент влюбленности и который на самом деле определяется коктейлем из четырех гормонов, которые у нас вырабатываются в момент общения или мыслей о предмете нашей страсти.

А: Меня совершенно потрясало, что даже с совсем юными девушками, которые, в общем, не закончили даже четыре класса церковно-приходской школы, он разговаривал о Путине, о России…

Г: Я не думаю, что это было сознательно. Это было частью его оперения, он же в этом весь и был. Но меня гораздо больше интересовало, почему девушки его любили. И я думаю, что не всегда и не только из-за денег.

А: Нет, безусловно, конечно. Это именно разговоры о Путине. Все же остальные не разговаривают о Путине, а тут – Путин, страна, судьба. Ощущение большого масштаба.

Г: Да-да-да! Он был какой-то Голливуд в одном лице. Но это касается не только молоденькой девушки, которая только что появилась, но и женщин, с которыми у него были длительные отношения.

А: Он создавал ощущение большого мира.

Г: И он был этот большой мир. Я должен сказать, что в моей собственной жизни Борис – не первый человек, через которого я соприкоснулся с историческим процессом. До него был Сорос, до него был Сахаров, Арманд Хаммер – я всех их знал и с ними довольно много работал. Я своими глазами видел шестеренки, которые крутят историю. В чем-то понемножку участвовал, но поскольку у меня нет амбиций управлять процессами, мне интереснее на них смотреть. Но я присутствовал при многих вещах еще с тех времен.

А: У вас была потребность рассказать про это женщинам?

Г: У меня нет потребности рассказать об этом женщинам, но я отдаю себе отчет, что это является одной из сторон моей привлекательности, скажем так. Но у меня нет такой весны постоянной… А у него была.

Должен сказать, что одна из причин, почему я был увлечен Борисом, – в том, что он был таким кондуитом, проводником в исторический процесс. И когда он был в России, и когда он оказался здесь. Потому что интересно этим заниматься.