То же самое относилось и к косметике, причёскам, украшениям.

Не было видно ни одного человека, который бы выглядел как папуас из цирка. Этим людям не нужно было выделываться, подчёркивая что-то внешнее. Здесь ценили не по одёжке. Тут ценились качества внутренние. Личные.

От этого и мода, гораздо более спокойная по форме.

Правда цветов в этой моде было по более. Сказывалась чисто национальная черта — тяга к ярким цветам. Впрочем она тоже объяснима — осень, зима и начало весны, бедны на цветовую гамму. Мы, русские, этот недостаток и компенсируем яркими цветами в одежде. Что, кстати сильно контрастирует с пастельной гаммой тех же французов, которые не страдают от недостатка цветов в течение года. У них просто не бывает таких снегов как у нас и так долго как у нас.

От всего этого у «первого» постоянно голова кружилась. И от обилия новой информации и от того, что в город он ходил как в экзотический парк или музей. Он постоянно вертел по сторонам головой.

Но тут он случайно глянул вверх. Там тоже было на что посмотреть кроме звёзд…

— Красиво! — воскликнул он.

— Да, красиво сделали… — эхом отозвался второй глядя в другую сторону.

— Да я не о том! Вон на небе…, странно, но на самолёты не похоже…

— Так ты об «ожерелье»?

Брат тоже задрал голову к небу. На небе очень ярко сверкая расположились в ряд восемь «звёзд». «Очень ярко» выражалось в том, что эти «звёзды» были похожи на череду ярких ламп. Приглядевшись, правда, можно было заметить, что эти «звёзды» имеют некую форму, от чего всё ожерелье имело вид далеко отстоящих друг от друга толстых чёрточек. Эдакий жирный звёздный пунктир. Мешало приглядеться только их очень яркое сияние.

— Оно, что, так называется?

— Ну да…

— А что это за хрень такая?

— Это… да вот недавно сделали. Орбитальные зеркала на стационаре. Для освещения городов за полярным кругом зимой. От того, что они очень большие, и нам слегка перепадает. Говорят, что лет через пять построят ещё десятка два и тогда для других городов ночное освещение будет.

— Вот это ДААА!

Брат посмотрел на его восторженную физиономию и рассмеялся.

— Чего ржёшь?

— Да вот меня рассмешила твоя реакция. Да и интересно за тобой наблюдать. Мы-то вот к таким «чудесам науки и техники» привычны. Каждый день сталкиваемся. А вот твоя живая реакция… это нечто!

— Привычны?!!

— Ну да. Ведь сами же их и делаем.

— Ты хочешь сказать, что вон те зеркала на орбите и ты делал?

— Ну вот эти-то зеркала делал не я, но предложил сделать их школьник.

— И в каком классе этот школьник учился?

— В пятом.

— Я серьёзно.

— Я серьёзно — в пятом. Конкурсы научно-технического творчества у нас ежегодно проводятся. И очень много народу в них участвует. Потому, что после вот такие результаты случаются — брат указал на расцвеченные сияющим жемчугом небеса.

— Ошалеть! Ведь это сколько тому школьнику теперь поводов гордиться будет?!

— А это мелочи. У нас это как-то само собой разумеется. А вот амеры шалеют не по детски. Ведь такие конкурсы слишком часто дают решения поразительно простые. То, что сами амеры часто делают с помощью суперновейших технологий и прочего большого капитального вложения средств. А тут… как два кирпича!

— А что за прикол про два кирпича?

— А это не прикол, а реальная история. Рассказать?

— Давай!

— Ну вот как-то начали амерские физики делиться с нашими впечатлениями о том, как они атомную бомбу делали. Ну и как обычно в те времена, стали хвастать перед нашими какое у них под это было замечательное финансирование, и как они быстро всё это порешаши. Один из них даже блеснуть решил крутизной американской науки и выдал описание, как они быстро и эффективно решили проблему измерения силы ударной волны и мощности взрыва. Ха! Они думали, что у нас до сих пор примерно и наглаз измеряется. Наивный! Ну вот он и сказанул, что для целей измерения силы ударной волны заказали они какой-то амерской фирмй прибор. Ну они и сделали его за не помню сколько времени, но стоил он мильён долларов за штуку. Наши тут же жутко заинтересовались, и спросили, а сколько раз тот прибор можно было использовать? Сколько испытаний он выдерживал? Ну амеры подвоха не заметили и ляпнули правду — одно испытание. После этого одного измерения, «прибор» превращался в хлам. Наши же со смеху покатились. Ну амеры обиделись, но вопрос таки задали — чего это они так веселятся. Ну наши и объяснили как они на своём полигоне эту проблему решали. И говорят: «берём два кирпича. Ставим их один на другой. Проводим испытание изделия. После него рулеткой измеряем на сколько метров верхний кирпич улетел от нижнего и по простейшей формуле — вот этой (рисуют формулу) — высчитываем и мощность ударной волны, и мощность „изделия“[42]. С некоторых пор этот стиль решения проблем и стиль в науке западники прозвали „русским“»[43].

— Я вот чего подумал… Мы там от вас уже очень отстали. Вы тут «русскими стилями» козыряете. А у нас там, сплошной американский «купипродай». Люди отупели и я сам тоже. Отупел.

— Не переживай. Подтянем.

— Но я честно! Я покрутился среди вас тут… Вы все такие «научные» что аж страх берёт. Даже явные дебилы научными словечками козыряют.

— С сестрой говорил? На этот счёт…

— Говорил…

— А она что?

— Говорит меня учить надо. Долго.

— Так в чём проблема? Учись. У нас это бесплатно.

— Меня пугает ваше социальное устройство. Какие-то группы…

— Ах это! Чепуха!

— Мне не кажется…

— Ну… представь себе, что это просто бригады. Мобильные бригады, которые могут собираться под конкретную задачу. Правда тут одна тонкость есть…

— Ага! Весьма большой «толщины»!

— Ничего, отработаешь! Есть группы психотренировки для иммигрантов.

— Вот только и остаётся…

— Тут у нас на взаимодействии людей очень много основано. Психологи в своё время очень сильно постарались. На этом Скачок вышел.

— Опять Скачок…

— Тебе разве не объясняли что это такое?

— Да как-то нет…

— Скачок, это просто Скачок.

— Оч-чень содержательно!

— Скачок в скорости развития и общества, и экономики.