— Ну и что?… А! Ты этого не знаешь, так как в школе у вас психологии не проходили[41].

— А что это значит?

— Это значит, что мы просто уважаем друг друга и стараемся друг другу не противоречить. Подстроились под общий ритм. И это банальное явление. Вон, посмотри две девахи идут — заболтались. Тоже подстроились и идут в ногу.

— Ё-моё… никогда до этого не замечал такое.

— Надо будет сестричке указать провести с тобой элементарный ликбез в этой области. Она всё-таки спец…

— А что, так надо?

— Надо. Быстрее освоишься. У нас психологию, как я говорил, в школах изучают.

— Я тут ещё кое-чего заметил, пока у вас осваивался… — не унимался первый — Мне там, дома часто снились сны. Цветные. Я их так и называл — Сны О Светлом Будущем. Всё с большой буквы. Там было всё так, как здесь. Может это от того, что там у нас жизнь была мрачная, а хотелось чего-то светлого. Вот сны такие снились… Ну я так тогда думал. А тут посмотрел вокруг… всё как в тех снах!

— Гм! Интересно… — второй аж остановился и с интересом глянул на брата, — Есть «эффект близнецов». Я вот могу «похвастаться» что мне снились сны, содержания «типа про вас» — с бандитами, нищими и улицы с иностранными вывесками. Причём вывески висели на МОЕЙ улице! Я это только сейчас, по твоим словам это осознал.

— У меня та же мысль возникла, что мы друг другу снились. Вот и думаю, может есть что-то в мире типа магии? Мы вот сразу «спелись». И сны у нас одинаковые…

— Что-то проходит через барьеры Линий Вероятности, — весьма серьёзно заявил брат, — Какая-то информация.

— …И проявляется в снах.

— Надо бы нашим физикам идейку подбросить. Пусть проверят. А вдруг что-то такое есть…

— А они тебя послушают?

— Обязательно! — с удивлением сказал брат.

(Прежде чем знакомить с двойником, «второго» и его семью вкратце ознакомили с теорией параллельных вселенных, от чего он так свободно обращался с терминами типа «Линии Вероятности»).

Гулять даже ночью по городу было для Игоря-первого очень интересно. Второму тоже интересно, так как он наблюдал за весьма живой реакцией первого, что позволяло на привычное посмотреть с совершенно иной стороны. Взглянуть буквально чужими глазами. Для этого он даже специально подначивал первого на постоянные комментарии того, что видит. Тому же этого и надо было. Выговориться увидев что-то необычное, удивительное, кажется детской забавой. Но на самом деле всё гораздо сложнее. Взрослые забывают, что так, проговаривая впечатления, дети осмысляют мир. Игорю-первому, как раз именно это и нужно было для благополучного вживания в новую для него обстановку, для адаптации в новом мире.

Поэтому он шёл по улице города и весьма активно «задирал» репликами и разговорами своего двойника. Чему тот тоже был рад.

Да и собственно посмотреть было на что.

Сам город, каким его видел первый у себя дома, в общих чертах был похож на этот, «коммунистический», как он его называл. Был похож потому, что архитектура и планировка города были вполне «совковых» времён — времён шестидесятых-семидесятых. А тогда ещё и здесь и там, многое из решений бралось из зарубежного опыта. Те же принципы Корбюзье, в постройке домов, которые были превзойдены полностью нашими архитекторами лишь позднее, наложили весьма сильный отпечаток. Хоть и делалось оно весьма по-советски. Масштабнее и рациональнее.

Естественно, что более поздние постройки уже отличались значительно по своему художественному совершенству, от построек шестидесятых-семидесятых. Да и от известных первому по своему городу, построек-новоделов они тоже отличались.

Если в родном ему мире каждый архитектор лепил по заказу дом, то этот дом часто совершенно не сочетался с соседними, вызывая весьма режущий диссонанс. Даже если сам дом, чисто сам по себе, отдельно взятый, выглядел весьма прилично и красиво.

Здесь же, «в коммунистическом мире», застройка была плановая, от чего все дома даже по разные стороны улицы сочетались между собой. Вписывались в окружение.

Эффект это имело ещё тот, что каждая улица имела своё «лицо». Не Хаос вычурности. А именно Лицо. Очень красивое. Неповторимое.

Также в новом мире, что сразу же бросалось в глаза, тупые плакаты, заслонявшие глухие стены домов, отсутствовали. Если во времена «развитого капитализма» были рекламные, то во времена более ранние — агитационные, как помнил «первый» ещё мальчишкой.

Здесь же они были заменены весьма красивыми мозаиками и живописной росписью. Роспись была видна везде, где только можно. Даже тротуары часто пестрели весьма нетривиальными картинами. Выполненными в бетоне и той же мозаикой.

На главной же площади, закрытой для проезда автотранспорта, во всю её ширь развернулась красочная карта Советского Союза. Выполнена она была в виде шестиугольных плит плотно подогнанных друг к другу, каждая из которых несла свой фрагмент общей картины. Такое решение позволяло, в случае износа части изображения просто отреставрировать его. Заменой отдельных плит на новые. Впрочем, как заметил «второй», иногда эти плиты меняли и потому, что на карте появлялись новые города. Такие замены производились каждый год.

Даже этот мелкий факт причины замены плит говорил о многом.

Если в родном мире «первого» правилом было умирание городов, особенно на Севере и в Сибири, когда целые города превращались в призраки, то здесь наоборот — они строились и заселялись людьми.

Если родная страна «первого» неуклонно умирала, то здесь она бурно и стабильно развивалась.

Да и люди здесь значительно отличались от того, что видел постоянно у себя дома «первый». Лица — спокойные и уверенные. Доброжелательные. Часто весёлые.

«Дома» же — мрачные, озабоченные, злые.

Здесь не было бомжей, не было беспризорных, не было алкашей, валяющихся по углам, в переходах метро и просто подземных переходах улиц. Вывели они их что ли?

Также и одеты люди были весьма опрятно, но что сильно отличало от стереотипов, вбиваемых молодёжи в капиталистической россиянии — достаточно разнообразно.

Без вычурности и шизоидности присущей капитализму, но разнообразно в своей функциональности. В одежде здесь прежде всего ценили, — и это было видно в первую очередь, — удобство и красоту. Но не «выпендрёжность».