Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я должен сказать в заключительном слове, что я не сомневаюсь, что здоровый коллектив университета справится с теми задачами, которые перед ним ставятся, но я т. Домнину и деканам факультетов, которые тут присутствуют, должен сказать, что надо все-таки поменьше заниматься самолюбованием. В Ленинградском университете эта черта еще не изжита. Университет старый, много академиков, профессоров и докторов, все это хорошо. Университет имеет заслуги перед страной, которые никто не опорочивает, но недостатки в университете есть, и о них надо вслух и громко сказать, а иногда скрываются за тем, что мы – Ленинградский университет, а раз так, то какие там недостатки? Я считаю, что такая тенденция, кроме вреда, университету ничего не принесет»[994].
В этот же день, после заседания, комиссия в составе А. М. Самарина, В. И. Светлова, К. Ф. Жигача, главы Управления кадров МВО СССР М. В. Михайлова и ректора ЛГУ Н. А. Домнина, а также сотрудника МВО Г. В. Морозова дорабатывала проект резолюции «О крупных недостатках в учебной и научной работе гуманитарных факультетов Ленинградского университета». Никита Андреевич Домнин более остальных старался смягчить тон будущей резолюции.
Ниже приведем тот фрагмент резолюции, в котором отражена деятельность «космополитов» на филологическом факультете; зачеркнутым обозначено удаленное при редактировании, а курсивом выделено вписанное от руки:
«На филологическом факультете на протяжении многих лет руководящую роль играли профессора Б. М. Эйхенбаум, М. К. Азадовский, Г. А. Гуковский и В. М. Жирмунский, стоявшие на позициях формализма, и проповедовавшие допускали в своих научных трудах и лекциях ошибки космополитического характера космополитические взгляды. Эти профессора, преклоняясь перед капиталистическим Западом, принижали творчество великих русских писателей, проповедовали антинародные идейки буржуазного эстетства и формализма.
Бывший заведующий кафедрой русской литературы профессор Б. М. Эйхенбаум еще в 1929 году писал, что “славяно-русская культура не пришлась ему по душе“. Л. Н. Толстого – гордость русской национальной культуры он считал наименее национальным из всех русских писателей, трактуя все основные произведения Толстого как результат влияния западноевропейской литературы. Эйхенбаум пытался принизить национальную самобытность великого русского поэта Лермонтова, сводя его творчество к влияниям зарубежных поэтов и писателей.
В 1948 году на дискуссии об основных задачах советского литературоведения он заявил, что критика и самокритика мешают его научному творчеству, расхолаживают вдохновение.
Заведующий кафедрой фольклора профессор М. К. Азадовский, являясь учеником Веселовского, пытался в своих трудах создать ему славу наследника Чернышевского и Добролюбова. В своих работах М. К. Азадовский утверждал, что из всех сказок, написанных Пушкиным, только сказка “О попе и работнике его Балде” идет из уст народного творчества, остальные заимствованы Пушкиным из западных источников.
Проф[ессор] Азадовский неудовлетворительно руководил кафедрой развалил работу кафедры[995] фольклора. По вине Азадовского за последние годы не подготовлено ни одного специалиста по фольклору и значительно сократились масштабы собирания народного творчества.
Крупные Ошибки космополитического характера имеются в работе заведующего кафедрой западноевропейской литературы и в особенности у руководителя кафедры профессора В. М. Жирмунского.
После разгрома формализма Проф[ессор] Жирмунский перешел на позиции буржуазного литературоведа Веселовского и до последнего времени активно защищал антипатриотические концепции Веселовского.
В последней своей книге “Узбекский народный героический эпос” (1947 г.) Жирмунский весь узбекский эпос возводит к германским, иранским, английским и другим эпическим традициям и совершенно замалчивает благотворное влияние русской культуры на узбекскую.
Коллективная работа кафедры “История западноевропейской литературы”: “Средние века и возрождение” (авторы Жирмунский, Смирнов, Алексеев, Мокульский), выпущенная в 1947 г., имеет крупные также некоторые идеологические ошибки. В книге дается положительная оценка теории пропагандируется теория бродячих сюжетов Веселовского и игнорируется национальное многообразие эпических сказаний различных народов.
Работники кафедры в течение ряда лет не разрабатывают и не читают специальные курсы по современным национальным литературам Запада, уходят в глубь веков и уклоняются от решения актуальных современных проблем в литературе. Темы дипломных работ этой кафедры ориентируют студентов на формальный компаративистский анализ материалов литературных произведений, на некритическое изучение реакционного буржуазного декадентства и эстетства.
Крупные Серьезные ошибки имеются также в работе кафедры русской литературы.
Заведующий кафедрой профессор Гуковский космополитически неправильно рассматривает историю русской литературы, как смену литературных стилей. Литературные явления преподносятся им в отрыве от социальной действительности, вне классовой борьбы и национального своеобразия, как единый мировой поток. Русскую литературу проф[ессор] Гуковский считает, что русская литература выросла выросшей на почве западноевропейских идей»[996].
Что касается оргвыводов, то они в этом проекте изменений не претерпели. В тот же день редакционная комиссия подала документ министру С. В. Кафтанову:
«Представляем на Ваше утверждение проект решения Коллегии Министерства “О крупных недостатках в учебной и научной работе гуманитарных факультетов Ленинградского университета”»[997].
Перед заседанием коллегии С. В. Кафтанов ознакомился с проектом и подписал его, снабдив следующей резолюцией: «Подготовить приказ. Приказ послать на согласование т. Шепилову»[998].
Кроме того, министр (вероятно, не по своей личной инициативе) внес в оргвыводы одно-единственное исправление – он своей рукой вычеркнул пункт об освобождении от работы в Ленинградском университете «как не обеспечивающего идейно-теоретическую подготовку специалистов» заведующего кафедрой китайской филологии академика В. М. Алексеева[999]. Именно эта строка не попала в решение коллегии.
Официальный день заседания коллегии Министерства высшего образования СССР уже не имел особого значения – все положения были заранее утверждены. Сам министр на заседании не присутствовал, но в числе участников поименован заведующий сектором вузов Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) В. Д. Кульбакин[1000] – аппарат ЦК кардинальным образом влиял на принимаемые решения в отношении ЛГУ.
Обсуждения на коллегии не было. После констатации сложившегося положения был зачитан проект постановления коллегии, одобренный присутствующими.
Однако постановление коллегии министерства не служило прямым руководством к действию, к тому же материалы коллегии имели гриф «Секретно». Основанием для практических действий должен был стать официальный приказ (приказы) министерства, но такового пока не было, поскольку его готовили совместно с аппаратом ЦК. И если решение об изгнании из ЛГУ академика В. М. Алексеева было отменено еще на этапе работы коллегии, то остальные положения и оргвыводы будущего приказа или приказов предстояло еще раз рассмотреть и утвердить. Как заметил сам С. В. Кафтанов, приказ необходимо было послать Д. Т. Шепилову, а такого рода согласования обычно занимали несколько дней.
Именно поэтому вечером 23 апреля 1949 г. делегация Ленинградского университета отправилась обратно без готовых решений. Приехав в Ленинград, они узнали о том, что накануне закончилась