выступая тем самым в качестве привходящих явлений (симптомов), всецело зависящих от субъективных предпочтений хозяйствующих субъектов. Такое утверждение, не выходящее за рамки обыденных представлений о базаре, в полной мере соответствует теории субъективной ценности, или теории предельной полезности, эвристическая «ценность» которой не имеет ничего общего с подлинно научной теорией цены.

Во-вторых, подобно тому, как посредством переливания воды (после уничтожения шлюзов между двумя водохранилищами) происходит выравнивание ее поверхности, где сама эта переливающаяся вода есть только симптом действия сил, называемых тяжестью и инерцией, так и цены благ суть лишь симптомы экономического выравнивания между хозяйствами. Но сила, заставляющая эти цены проявляться таким образом, представляет собой последнюю и общую причину всякой хозяйственной деятельности, т. е. стремления людей к наиболее полному удовлетворению своих потребностей и улучшению своего экономического положения. Иначе говоря, цены благ, вступающих в обмен, служат формой проявления не стоимостей этих благ, а субъективных потребностей людей, являющихся движущим стимулом хозяйственной деятельности. Данная трактовка также предопределяется теорией субъективной ценности, или теорией предельной полезности, которая игнорирует объективную основу цен.

В-третьих, цены – это единственно возможные, чувственно воспринимаемые элементы всего хозяйственного процесса. Так как в обыденной жизни люди постоянно имеют дело только с ценами, которые можно точно измерить, то в силу этого нетрудно впасть в ошибку, будто их величина есть существенный момент обмена, а количество благ, вступающих в меновые акты, – эквиваленты. Это якобы нанесло ущерб политической экономии, представители которой затратили много усилий для решения проблемы сведения предполагаемого равенства между двумя количествами благ к его причинам, полагая, что эти причины заключаются либо в затратах одинакового количества труда, воплощенного в данных благах, либо в равных издержках их производства. Более того, возникла и развернулась длительная дискуссия о том, обмениваются ли блага друг на друга, потому что они – эквиваленты, или же, наоборот, блага потому эквиваленты, что они обмениваются друг на друга. Но в действительности никогда и нигде не бывает такого равенства (в объективном смысле слова, т. е. равенства в конкретном удовлетворении потребностей в каждом отдельном случае в зависимости от наличия определенного количества благ, находящегося в распоряжении их владельцев). И такая трактовка всецело согласуется с теорией субъективной ценности, или теорией предельной полезности, которая отрицает всякую возможность эквивалентного обмена товаров (благ, по терминологии ее автора).

Как видим, все эти положения были направлены на опровержение трудовой теории стоимости и теории издержек производства. По мнению К. Менгера, заблуждение, лежащее в основе этих теорий, становится ясным, как только мы освободимся от одностороннего понимания цены, господствующего до сих пор в политической экономии. В этой связи он утверждал, что эквивалентами (в объективном смысле слова) можно было бы назвать только такие конкретные количества благ, которые допускали бы в данный момент времени их обмен друг на друга в любом направлении: предложив одно благо, можно было бы получить другое благо, и обратно. Но в хозяйственной жизни людей таких эквивалентов не существует. Ведь если бы они существовали, то тогда невозможно было бы понять, почему каждый акт обмена, при наличии стабильных условий конъюнктуры, не мог бы быть осуществлен и в обратном направлении. Например, «предположим, что А отдал свой дом в обмен за имение В или за сумму в 20 000 талеров. Если бы эти блага стали путем акта обмена эквивалентами в объективном смысле слова или уже до обмена были таковыми, то нельзя было бы понять, почему обоим вступившим в обмен индивидам не согласиться сейчас обратно поменяться этими благами; но опыт нам подсказывает, что в таком случае никто из них не согласился бы на подобную операцию»[1159].

Но таких «товаров, которые могли бы в определенных количествах обмениваться друг на друга, например, сумма денег и конкретное количество другого экономического блага, товаров, которые могли бы быть по произволу заменены друг другом как при покупке, так и при продаже, словом, эквивалентов в объективном смысле, – даже если мы будем говорить о таких эквивалентах только по отношению к данному рынку и моменту времени, – таких товаров нет, и, что гораздо важнее, более глубокое понимание причин, ведущих к обмену благами и обороту между людьми вообще, показывает нам, что сама природа отношения исключает такие эквиваленты и что в действительности их быть не может»[1160].

Поэтому правильная теория цен, согласно К. Менгеру, не ставит перед собой задачу объяснить это предполагаемое, но на самом деле нигде не существующее «равенство ценности» между двумя конкретными количествами обмениваемых благ, потому что такая задача требовала бы совершенного игнорирования субъективного характера ценности этих благ и природы обмена. Напротив, эта теория должна лишь показать, как хозяйствующие люди в своем стремлении к наиболее полному удовлетворению своих потребностей приходят к тому, что отдают определенное количество одних благ в обмен на другие[1161].

Данная концепция цены свидетельствует вовсе не о заблуждении представителей трудовой теории стоимости и теории издержек производства (заметим, автор сознательно рассматривал их как равнозначные теории), а о глубоком заблуждении самого К. Менгера как одного из основоположников теории субъективной ценности, или теории предельной полезности.

Как известно, с точки зрения трудовой теории стоимости сущность обмена заключается в эквивалентном обмене товаров между их владельцами. При этом собственный товар не имеет для его владельца потребительной стоимости. Иначе он не вынес бы его на рынок. Но этот товар имеет в то же время потребительную стоимость для других. Для владельца же потребительная стоимость его собственного товара заключается лишь в том, что он есть носитель меновой стоимости, средство обмена. Каждый владелец стремится обменять свой товар на чужие товары, в потребительной стоимости которых он нуждается. Таким образом, все товары являются непотребительными стоимостями для своих владельцев и потребительными стоимостями для своих невладельцев. Поэтому товары должны переходить из рук в руки. Но такой переход составляет обмен, в котором товары должны реализоваться как стоимости, прежде чем они получат возможность реализоваться как потребительные стоимости, т. е. затраченный на их производство конкретный труд должен получить общественное признание. Однако это признание происходит только в процессе обмена товаров, где они вступают в стоимостное отношение друг с другом. Именно как стоимости, т. е. как продукты абстрактного труда, товары становятся качественно однородными и количественно соизмеримыми, или равновеликими величинами.

В противоположность этому К. Менгер, будучи ярым противником трудовой теории стоимости, использовал различные вульгарные приемы для ее опровержения. Во-первых, он отождествлял, с одной стороны, простой товарообмен и товарное обращение; с другой стороны, потребительную стоимость (ценность) с ценностью как таковой. В соответствии с этим К. Менгер пытался «доказать», что количество однородного труда,