На лице Валки что-то мелькнуло. Тень? Остатки прежнего презрения? Она тяжело вздохнула, устремив взгляд на панельный потолок, раздумывая о чем-то, неизвестном мне.

– Не знаю, Адриан. Если вы спрашиваете, верю ли я вам, то да, верю.

– Нет, я не об этом. Просто…

Я не мог рассказать обо всем, что видел. Я не подчинялся импульсивным желаниям, как бедная Найя. Меня не запрограммировали ни Братство, ни Тихие. Я просто боялся. Суеверно боялся, что, рассказав о своей гибели в видениях, в самом деле навлеку ее на себя. Полагал, что молчание рассеет мрачные воспоминания, как солнце прогоняет ночные кошмары.

– …Мне не хочется, чтобы они были реальны. Совсем не хочется.

Поразмыслить об этом я не успел.

Валка шагнула вперед и схватила меня за рубашку. Я осознал, что иллюзия мыльного камня была лишь иллюзией. Ошибочным суждением.

Наша жизнь может измениться в любой момент, но очень редко она меняется столь радикально.

Валка прижалась губами к моим губам и навалилась на меня так, что я едва не перевернулся через спинку дивана вместе с ней. Но я успел упереться ногами и схватить ее за плечи:

– Доктор… вы уверены?

Не ответив, она снова поцеловала меня. Мои руки прекратили сопротивление, и она притянула меня к себе. Я забыл о времени. Забыл обо всех вариантах будущего – о светлых, мрачных и смешанных. Забыл о прошлом, о детстве на Делосе, об испытаниях на Эмеше, о Калагахе и Воргоссосе, Фаросе и Рустаме. Гиллиаме и Уванари, Джинан и Хлысте. Все растаяло в этой женской Тьме. Я забыл дышать, и она отстранилась, прислонившись ко мне лбом.

– Послушайте, – сказала она. – Вы не умрете. Я не позволю.

Так и не вдохнув, я поверил ей.

Воспоминания о прошедшем дне довлели надо мной. Ветер натужно завывал среди ветвей древнего могучего дерева, трепал крышу павильона и обрывал веревки, на которых она держалась. Мы как будто находились на паруснике, попавшем в шторм среди леса.

– Можно предложить ограничить их кампании норманскими территориями, – шепнул Варро.

– Думаете, они смогут отделить одних людей от других? – сердито парировал Кроссфлейн.

Они даже не заметили, что сьельсины уже отделяли одних людей от других, называя «юкаджимн» лишь нас, соларианцев, и исключая Кхарна. Раз они видели различия между экстрасоларианским королем и нами, они наверняка были способны провести границу между Империей и норманцами. Но я по-прежнему ощущал поцелуи Валки, да и без этого ни за что не стал бы предлагать столь коварную сделку.

– Норманцы нам не враги, – заметил я.

– А мне в принципе не нравится идея использовать сьельсинов, чтобы ослабить другие государства, – добавила Джинан, сама представлявшая другое государство.

Смайт приняла наше мнение к сведению и взмахнула рукой, указывая на приближающуюся из-за леса делегацию сьельсинов. Дроны-глаза Кхарна отправились за бродившими вдоль речки детьми.

В конце концов мы не стали отдавать норманские фригольды на растерзание сьельсинам.

Я придумал кое-что другое.

– Князь Араната, позвольте сказать начистоту, – акцентированно произнесла Райне Смайт, когда все ксенобиты были в сборе. – Вам не победить в войне.

Сьельсин возразил, и Смайт спросила:

– Сколько у вас бойцов? Двести тысяч? Вполовину меньше?

Я не знал, можно ли было считать заминку вождя подтверждением того, что истинное число гораздо меньше.

– Только в моем легионе, – продолжила Смайт, – служит двадцать тысяч солдат, а таких легионов у нас тысячи.

Тут она перешла к моему плану, поставив на стол проектор. Перед нами появилось детальное изображение спиральных рукавов Галактики.

– Мы здесь. – Красная точка зажглась там, где рукав Наугольника соприкасался с галактическим центром. – А вот здесь вы на нас нападали. – Оранжевые точки усыпали плотный звездный кластер в Вуали Маринуса. Сотни планет. Тысячи. Миллиарды потерянных жизней. – А вот все наши владения. – Территория Империи очертилась дружелюбным синим; княжества Джадда, Лотрианское Содружество, Дюрантийская Республика, Демархия Тавроса и десятки других, меньших государств от рукава Персея до края Галактики и до очага боевых действий в Наугольнике окрасились зеленым.

Миллиарды звезд. Десятки тысяч планет. Триллионы людей.

На лице аэты появилось выражение, которое я принял за шок. Ужас. Я понял, что мой план кусается. Сьельсины были хищниками и требовали соответствующего отношения. Нужно было научить их послушанию. Можно было даже пристыдить их и заставить заключить мирный договор без кровопролития. Уванари сдалось, потому что его били. Подчинялось нашим требованиям, потому что было в нашей власти, под впечатлением от нашей силы. Если сила была единственным, что понимали сьельсины, то с ними следовало говорить на языке силы.

– Так много… – тонким, приглушенным голосом произнес князь, но тут же обуздал себя. – Мы не склонимся перед вами! Не станем рабами yukajjimn!

Они действительно не понимали, что такое компромисс. Либо ты хозяин, либо раб. Партнерства и дружбы для них не существовало. Концепция равенства для сьельсинов была столь же чуждой, как они сами для нас.

– Не рабами, – подчеркнуто возразил я на галстани для удобства моих компаньонов.

Рабыня перевела.

Несмотря на многозначительные взгляды Смайт и Кроссфлейна, я продолжил:

– Мы будем соблюдать нейтралитет на равных правах. Просто закончим войну.

Араната оскалился прозрачными зубами.

– Нейтралитет, – повторил он, как будто никогда не слышал такого слова. – Его не бывает. Мы станем вашими игрушками.

Я поджал губы, вспоминая недавнюю дискуссию о том, чтобы позволить сьельсинам нападать на норманцев и так помочь нам расширить экспансию в Вуали. Но от необходимости отвечать меня спасла Смайт.

– Мы не станем вам указывать. Будем помогать друг другу, – предложила она.

– Служить друг другу? – скривился Араната. – Позор.

Слово «служить» в данном контексте означало нечто гораздо более личное, нежели дипломатические отношения. Наши слова пролетали мимо ушей друг друга, оставались непонятными собеседникам.

Смайт забарабанила костяшками пальцев по столу с нескрываемым раздражением, которое осталось незамеченным ксенобитами.

– Мы можем достичь взаимовыгодного соглашения.

Рабыня добрую минуту пыталась перевести «взаимовыгодное». Среди ее бормотания я вновь уловил слово «служить». «Служить». Делиться чем-то означало служить тому, кто это получает, а аэта мог только получать. Никакого взаимообмена, никаких обязательств, никакой nobless oblige[43]. Только власть против тех, кто недостаточно силен. Притеснитель и притесняемый.