Льюис в качестве причины указывает на исторически сложившееся слияние церкви и государства. Мухаммед был не только духовным лидером, но и политическим и военным руководителем, и лишь недавно некоторые исламские государства начали вникать в концепцию отделения религиозного от светского. Идеи, которые могли бы внести вклад в гуманизацию мусульманского общества, не проходили религиозные фильтры, и возможности для их восприятия и комбинирования были утеряны. Льюис обращает внимание на то, что в прошлом с классического греческого на арабский переводились работы философов и математиков, но не поэзия, художественные и исторические книги. Мусульмане хранят богатую историю своей цивилизации, но не проявляют интереса к азиатским, африканским и европейским соседям и собственным предкам-язычникам. Османские наследники классической исламской цивилизации не принимали механические часы, европейские единицы измерения, экспериментальную науку, современную философию, финансовые инструменты капитализма, художественную литературу других культур и — что, наверное, важнее всего — печатный пресс. (Книгопечатание считалось святотатством.)[997] Гуманитарную революцию в Европе ускорили грамотность и космополитизм — они расширили круг эмпатии и создали рынок идей, из которого возник либеральный гуманизм. Возможно, тяжелая рука религии перекрыла поток идей в центры исламской цивилизации, оставив ее на сравнительно нелиберальной ступени развития. Неслучайно в 2010 г. власти Ирана ограничили количество студентов, обучающихся гуманитарным специальностям: по мнению аятоллы Хаменеи, это «развивает скептицизм и сеет сомнения в религиозных принципах»[998].

Каковы бы ни были исторические причины, глубокая пропасть разделяет сегодня западную и исламскую культуру. Как считает политолог Сэмюэл Хантингтон, это привело нас к новой эре мировой истории — эре столкновения цивилизаций: «Великая историческая линия разлома между цивилизациями Евразии опять объята пламенем. Это особенно заметно вдоль границ исламского блока наций, который полумесяцем протянулся от Африки до Центральной Азии. Мусульмане враждуют с православными сербами на Балканах, евреями в Израиле, индусами в Индии, буддистами в Бирме и католиками на Филиппинах. Границы исламского мира кровавы»[999].

Хотя драматический взгляд на столкновение цивилизаций обрел популярность среди ученых мужей, мало кто из исследователей международных отношений воспринимает теорию Хантингтона всерьез. Слишком уж много конфликтов случается внутри мусульманских государств и между ними (например, война Ирака с Ираном в 1980-х и вторжение в Кувейт в 1990-м) и слишком много — внутри немусульманских государств и между ними, чтобы линия исторического разлома адекватно отражала распределение насилия в современном мире. К тому же, как подчеркивают Нильс Питер Гледич и Хальвард Бухауг, несмотря на то что доля вооруженных конфликтов с участием мусульманских стран и группировок в последние два десятилетия возросла (с 20 % до 38 %), число их не стало больше. Как видно на рис. 6–12, число конфликтов в странах ислама держится на прежнем уровне, просто остальной мир стал более миролюбив — этот феномен я называю Новым миром.

Важно подчеркнуть, что концепция «исламской цивилизации» оказывает медвежью услугу миллиарду с лишним мужчин и женщин, живущих в таких разных странах, как Мали, Нигерия, Марокко, Турция, Саудовская Аравия, Бангладеш и Индонезия. Мусульманский мир разделен не только на страны, есть и более важный водораздел: западная публика формирует свое мнение о мусульманах, ориентируясь на два сомнительных образа — на фанатиков, привлекающих внимание прессы своими фетвами и джихадами, и на богатеющих на нефти автократов. Убеждения молчаливого (часто вынужденно молчаливого) большинства почти не влияют на эти стереотипы. Возможно ли, чтобы волна либерализации, прокатившаяся по миру в последние десятилетия, не затронула миллиард триста тысяч мусульман?

Ответ можно найти в масштабном опросе общественного мнения, проведенном Институтом Гэллапа между 2001 и 2007 гг. в 35 странах, в которых живет 90 % всех мусульман мира[1000]. Результаты опроса подтверждают, что большинство исламских государств вряд ли в ближайшее время станут светскими либеральными демократиями. Мусульмане Египта, Пакистана, Иордании и Бангладеш ответили интервьюерам, что шариат (принципы, лежащие в основе законов ислама) должен быть единственной основой законодательства в их странах, а большинство жителей прочих стран полагают, что он должен быть по крайней мере одной из основ. Точно так же большинство американцев верят, что Библия должна быть одной из основ законодательства, но вряд ли они имеют в виду, что людей, работающих в воскресенье, нужно забивать камнями. Религия держится на неясных аллегориях, эмоциональной приверженности текстам, которые никто не читает, и на других формах безобидного лицемерия. Как и верность американцев Библии, преданность большинства мусульман шариату скорее символ их связи с моральными устоями и принадлежности к культуре, чем буквальное желание видеть, как казнят прелюбодеев. В жизни истолкование положений шариата в сторону смягчения часто одолевает суровый фундаменталистский смысл. (Нигерийских женщин, например, никогда не казнили.) Наверное, это возможно потому, что большинство мусульман не видят противоречий между шариатом и демократией. И действительно, несмотря на провозглашаемую верность идеям шариата, подавляющее большинство мусульман считает, что религиозные лидеры не должны активно участвовать в составлении конституции страны.

Хотя очень многие мусульмане испытывают недоверие к США, это недоверие не обязательно отражает негативное отношение к Западу и принципам демократии. Зачастую мусульмане считают, что США не желают распространения демократии в мусульманском мире, и в этом есть смысл: США, что ни говори, поддерживали автократические режимы в Египте, Иордании, Кувейте и Саудовской Аравии, не признали победу ХАМАС на выборах на палестинских территориях, а в 1953 г. помогли лишить власти в Иране демократически избранного Мохаммеда Моссадыка. К Франции и Германии отношение мусульман более дружелюбное: от 20 % до 40 % опрошенных сообщают, что восхищаются «честной политической системой, уважением к человеческим ценностям, свободой и равенством» западной культуры. Более 90 % хотели бы гарантий свободы слова в собственных конституциях, и значительное число респондентов поддерживает свободу вероисповедания и собраний. Львиная доля респондентов во всех крупных мусульманских странах сказали, что женщинам нужно позволить голосовать без вмешательства мужчин, работать на любой работе, иметь равные с мужчинами права и занимать высшие посты в правительстве. Мусульманский мир в большинстве своем отвергает насилие, творимое «Аль-Каидой». Только 7 % респондентов одобрили теракт 9/11, и это было еще до 2007 г., когда популярность «Аль-Каиды» резко упала.