в образе пешехода: «Я шел домой по тихой улице своей» = «Отбросив прочь свой деревянный посох…». Этот посох говорит о том, что герой является странником (вспомним стихотворения 1969 и 1966 годов: «И посох с нищенской сумой / Пусть мне достанется в итоге» /2; 319/, «Хожу по дорогам, как нищий с сумой» /1; 264/). Сравнение себя с пешеходом присутствует и в стихотворении 1971 года: «Я шел по жизни, как обычный пешеход» /3; 73/.

В обеих песнях встречается мотив борьбы: «Но я борюсь — я к старой тактике пришел» = «И не сдавался и в боях мужал»; причем сражается герой со своим противником ночью: «Сегодня ночью я “Фиата” разобрал» = «Безлунными ночами я нередко / Противника в засаде поджидал». Совпадает даже рифма: разобрал — поджидал.

При появлении «очкастого частного собственника» герой говорит: «Я по подземным переходам не пойду'.», — а вот его слова в «Песне автомобилиста»: «Но понял я: не одолеть колосса! / Назад — пока машина на ходу! <.. > Назад — к метро, к подземным переходом!»[977]. Эти слова лирический герой произносит уже после того, как понял, что враг («колосс») сильнее его, и ему с ним не справиться. А в «Песне автозавистника» противники столкнулись как бы в первый раз, и, поскольку у героя еще нет того опыта борьбы из «Песни автомобилиста», он не намерен отступать.

Если в «Песне автозавистника» герой говорит: «Ответьте мне: кто проглядел, кто виноват, / Что я живу в парах бензина и в пыли…», — то в концовке «Песни автомобилиста» он скажет: «Восстану я из праха, вновь обыден, / И улыбнусь, выплевывая пыль» (как и в «Чужой колее», 1972: «Я грязью из-под шин плюю / В чужую эту колею»). Причем строка «Восстану я из праха…» повторится в стихотворении «Я скачу позади на полслова…» (1973): «Встаю я, отряхаюсь от навоза». - где лирический герой вырывается из несвободы и вступает в бой: «…Худые руки сторожу кручу, / Беру коня плохого из обоза, / Кромсаю ребра и вперед скачу», — как и позднее в «Райских яблоках»: «И ударит душа на ворованных клячах в галоп» («беру из обоза» = «ворованных»; «коня плохого» = «клячах»; «вперед скачу» = «в галоп»).

Между тем налицо в разбираемых песнях и существенные различия. В «Песне автозавистника» главный герой говорит: «Сегодня ночью я три шины пропорол», — то есть он пользуется теми же методами, что и его враги в «Песне автомобилиста»: «Вонзали шило в шины, как кинжал». Это сходство в методах проявляется и в следующих цитатах: «Мне мой товарищ по борьбе достал домкрат, / Вчера кардан мы с ним к магазину снесли» = «И вот, как “языка”, бесшумно сняли / Передний мост и унесли во тьму»[978] [979].

Почему же лирический герой пользуется такими же методами, что и его враг?

Во-первых, потому, что раньше они состояли в родстве друг с другом, но теперь лирический герой старается разорвать всяческие отношения: «Он мне теперь — не друг и не родственник, / Он мне — заклятый враг»7б8. Так же было и в «Песне про правого инсайда» (1968), где этот инсайд «беспрепятственно наших калечит», а до этого лирический герой был его близким другом и родственником («Ну а он — мой ровесник и однокорытник»), но когда увидел, что тот вытворяет, решил с ним расквитаться: «Вот сейчас, вот сейчас я его покалечу!».

А вторая причина была названа самим Высоцким в интервью болгарскому корреспонденту Любену Георгиеву для телепередачи «Московские встречи» (сентябрь 1975), где речь шла о роли Гамлета: «И он думает не как они, ненавидит всё, что делают вокруг вот в этом Эльсиноре все придворные, как живет его дядя-король, как живет его мать, как живут его бывшие друзья, а поступать как с этим, он не знает. И методы его абсолютно такие же, как и у них, а именно: хотя он думает, возможно или невозможно убить, очень часто об этом задумывается, но все-таки в результате он убивает, а ничего другого он не может придумать». Здесь же встречается мотив родства лирического героя и власти, поскольку Гамлет был племянником своего дяди-короля.

В «Песне автомобилиста» толпа объединилась с властью (ОРУДом) против лирического героя: если толпа уродует его автомобиль («вонзали шило в шины, как кинжал», «морским узлом завязана антенна», «бесшумно сняли передний мост и унесли во тьму»[980]), то ОРУД его штрафует: «Я ж отбивался целый день рублями / И не сдавался, и в боях мужал».

Такая же ситуация возникает в написанном примерно в это же время стихотворении «Прошу прощения заране…»: «Но, обнаженностью едины, / Вельможи простолюдины — / Все заодно, все заодно» (АР-9-38). Здесь они ополчились на героя за то, что он держит «фигу в кармане», а в «Песне автомобилиста» — за то, что у него появился автомобиль. В обоих случаях герой вынужден спасаться бегством: «Рванулся к выходу — он слева» (С4Т-3-67) = «Но понял я: не одолеть колосса! / Назад — пока машина на ходу!». А его враги сравниваются с вампирами: «Назад — к моим нетленным пешеходам! / Да здравствуют, кто кровь мою алкал» (АР-9-11) = «Толпа ждала меня у входа, / Сжимая веники в руках. <…> Толпа отмытая, алкая…» (АР-9-38). А в «Моих похоронах» (1971) власть будет непосредственно выступать в образе вампиров, которые «уже стоят — / Жала наготове, — / Очень выпить норовят / По рюмашке крови» (АР-3-40) (здесь — «жала наготове», а в предыдущем случае — «сжимая веники в руках», то есть тоже «наготове»).

Другой вариант стихотворения «Прошу прощения заране…»: «От нетерпенья подвывая, / Сжимая веники в руках <…> Вздымали грозно, как мечи» (АР-9-38), — напоминает действиях врагов в «Пиратской» (1969): «И, подвывая, может быть, от страха, / Они достали длинные ножи». - что свидетельствует о едином подтексте в этих произведениях (в «Пиратской» «чувствуется отголосок бурного для Театра на Таганке и В. Высоцкого 1968 года и реакция на новые гонения на театр весной 1969 года из-за попытки поставить спектакль “Живой”»[981]).

В стихотворении «Прошу прощения заране…», как и в «Райских яблоках», место действия — парная — сравнивается с раем: «Но вот разверзлась вдруг парная», «Ну впрямь архангелы из рая», «Чиста, отмыта, как из рая, / Ко мне толпа валила злая». И если «архангелы» готовы уничтожить героя, то и просто «ангелы» в «Райских яблоках» поступают точно так же: «Всё вернулось на круг