будто «Нарышкина свезена» с Верху. Мало того, так как предварительно смотревший девицу Беляеву боярин и дворецкий Богдан Матвеевич Хитрово нашел, что у нее руки худы, то Шихирев начал хлопотать о покровительстве для нее у придворных докторов; ибо здоровье девиц при выборе играло очень важную роль, а следовательно, голос докторов имел почти решающее значение. Обращался Шихирев и к царскому духовнику благовещенскому протопопу Андрею Савиновичу.

22 апреля во дворце одним истопником найдены были два подметных письма и представлены Богдану Матвеевичу Хитрово, который тотчас доложил их государю. Эти письма, сколько можно догадываться, заключали в себе какие-то измышления, которые должны были повредить Нарышкиной, а следовательно, принести пользу Беляевой. Алексей Михайлович сильно разгневался на такое небывалое прежде воровство, чтобы подметывать столь непристойные письма в государевых хоромах, и велел произвести строжайшее следствие. Тут сделались известными приведенные сейчас слова и действия Шихирева. На дворе у него нашли еще подозрительные травы. Его обвинили в подметных письмах и подвергли пыткам; но несчастный стоял на том, что в сочинении этих писем он невиновен. Тогда стали разыскивать по приказам, сличая почерки дьяков и подьячих с означенными письмами. Но и здесь виновника не открыли. Наконец, на Постельном крыльце собрали всех наличных служилых людей, показывали им воровские письма и сказали государев указ, чтобы они «всякими мерами сыскивали» виновника, обещая большие награды тому, кто найдет и обличит вора. Но все эти меры оказались напрасными: истинные виновники остались неизвестны.

Беспокойство и тревоги, произведенные сими розысками и вообще царскими смотринами, возбудили недовольство среди служилых людей. Один из них, Кокорев, не скрываясь, говорил: «Лучше бы (дворяне) своих девиц в воду пересажали, нежели их в Верх к смотру привозили»; слова его довели до сведения государя. Может быть, в этих словах сказалось и неудовольствие вообще на самый сбор девиц, когда выбор царский был уже предрешен заранее; о чем наконец догадались по ходу дела и особенно по той горячности, с какою царь отнесся к попытке набросить тень на его избранницу. Относительно главного виновника историк может только оставить в подозрении того же Б.М. Хитрово. Это был один из любимцев и приближенных государя, который, конечно, не желал еще большего возвышения своего соперника по влиянию на царя. Едва ли можно объяснить случайностью, что письма были представлены именно Богдану Хитрово, а им государю. Известно также, что на них стояла надпись: «Артамошка»; отсюда ясно, против кого они были направлены. А розыск, учиненный над Шихиревым, вероятно, послужил для отвода глаз, так как с самого начала из царского гнева видно было, что интрига не удалась и что сердце Алексея Михайловича уже было отдано Наталье Кирилловне.

Произведенные сей интригой смущения и передряги, однако, замедлили брак на несколько месяцев. Государеву свадьбу сыграли только 22 января 1671 года, со всей царской пышностью и с соблюдением обычных обрядов. Венчание, происходившее в соборном Успенском храме, совершал духовник государя благовещенский протопоп Андрей Савинович Постников. Государь был одет при сем в белую суконную ферязь на соболях; а его бархатную двоеморхую шапку держал один из стольников (А.С. Шеин). За венчанием следовали роскошные пиры для бояр и всяких чинов людей, объявленные «без мест». Посажеными отцом и матерью были боярин князь Никита Иванович Одоевский с супругой Авдотьей Федоровной, а тысяцким грузинский царевич Николай Давидович; в числе сидячих бояр и боярынь находились со своими женами царевичи касимовский Василий Арасланович и сибирские два брата, Алексей и Петр Алексеевичи. Меж тем как в числе гостей-бояр находился старый дипломат боярин Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, его преемник думный дворянин А.С. Матвеев был товарищем боярина князя И.А. Воротынского у сенника (т. е. спальни новобрачных) – место скромное, но важное для предупреждения какой-либо интриги со стороны недоброжелателей молодой царицы и его собственных. А супруга его Авдотья Григорьевна и, по мужу Федору Полуектовичу, тетка Натальи Кирилловны Авдотья Петровна находились в числе комнатных боярынь новобрачной царицы и, конечно, также зорко охраняли ее спокойствие и безопасность.

30 мая следующего, 1672 года Наталья Кирилловна родила сына Петра. Алексей Михайлович был очень обрадован и праздновал это событие большими пирами и милостями; между прочим, Матвеев вместе с отцом молодой царицы получил сан окольничего. Новорожденный царевич был окрещен в Чудове монастыре, где обедню служил архимандрит Иоаким совместно с царским духовником Андреем. Восприемниками были наследник престола царевич Федор Алексеевич и сестра государева царевна Ирина Михайловна. Мамкой к младенцу Петру приставлена боярыня княгиня Ульяна Ивановна, вдова князя Ивана Васильевича Голицына.

В том же году дворцовые записи впервые упоминают, что в селе Преображенском «тешили великого государя» иноземцы комедийным действом. Знакомство с театральными представлениями получалось при московском дворе двумя путями. Во-первых, русские послы, бывавшие при польском и западноевропейских дворах, рассказывали о виденных ими театральных потехах. Особенно в этом отношении любопытен статейный список дворянина Лихачёва, который в 1660 году был послом во Флоренции и в числе виденных им диковинок описал театральные представления, дававшиеся при герцогском дворе. Во-вторых, присоединение Малороссии, как известно, повело к более близкому знакомству москвичей с образованностью Киевской украйны, усвоившей многие черты польской и вообще западноевропейской культуры, в том числе и театральные зрелища. Таковые зрелища были в обычае, например, в Киево-Могилянской академии. Меж тем как в Италии и вообще в Западной Европе театр уже принимал характер светской драмы или комедии, в Польше и в Киевской Руси он продолжал оставаться подобием средневековых мистерий и брал свое содержание преимущественно из библейских, хотя бы и апокрифических, повествований. В этом виде он перешел и в Москву на придворную сцену.

Молодая царица Наталья, по всем данным, была веселого нрава и охотно предавалась разным забавам; а сильно любивший ее царь старался ей угождать. А.С. Матвеев, как самый приближенный к ним вельможа и притом почитатель европейских обычаев, по всей вероятности, оказал главное влияние при заведении театра, о котором он мог иметь подробные сведения уже в качестве начальника как Посольского, так и Малороссийского приказов. Ему и было поручено царем устройство всего этого предприятия. Благочестивый государь предварительно заручился разрешением своего духовника протопопа Андрея: на вопрос, можно ли немцам играть комедию во дворце, духовник сослался на пример византийских императоров, которые забавлялись театральными зрелищами. Да и само библейское наставительное содержание сих зрелищ не противоречило введению их при строго православном дворе. В Московской Руси среди торжественных церковных обрядов уже существовал один, который, хотя и в сокращенном виде, являлся подобием средневековых мистерий, именно так называемое «Пещное действо»; оно в лицах представляло повествование из книги пророка Даниила о трех отроках, вверженных в огненную пещь повелением Навуходоносора.