снотворному эффекту и наблюдали, кто самый стойкий, пока, в конце концов, все не засыпали.

Создавалось ощущение, как будто резко изменилась погода и все стало по — другому. Джерри Шиллинг, который теперь занимался монтажом фильмов на киностудии «Парамаунт», чтобы получить гражданство, все равно хранил верность своей компании и каждую неделю присоединялся к сборищам друзей. Он вспоминал: «Первое время в Вегасе Элвиса волновали только его концерты: после каждого выступления он ночь напролет мог сидеть с музыкантами и фанатами и обсуждать шоу. Но на втором году ему стало скучно. Ему все еще нравилось выступать — просто это уже не так бросалось в глаза, пылу поубавилось. Он стал выглядеть более расслабленным. Тогда — то у него и появилось время, чтобы увлекаться совершенно другими вещами».

Таковой была атмосфера в коллективе, когда 16 августа к ним присоединилась двадцатипятилетняя Кэти Вестморлэнд, которая должна была заменить Милли Киркхэм в качестве сопрано — бэк — вокалистки. Кэти согласилась на три недели изменить свое напряженное расписание выступлений в Лос — Анджелесе, чтобы заменить Киркхэм, вокалистку из Мемфиса, которая приехала по просьбе Элвиса, только чтобы участвовать в съемках фильма. Кэти встретил Фелтон Джарвис и ввел в курс дел, познакомил с Полковником (который, в свою очередь, сразу же подарил ей соломенную шляпу) и выдал огромную стопку пластинок, чтобы она получше ознакомилась с репертуаром. Этим вечером она смотрела шоу, в котором еще участвовала Милли, и была шокирована поведением поклонников. Будучи классическим музыкантом, чей отец участвовал в «Принце — студенте» и «Великом Карузо» вместе с Марио Ланца, она никогда не видела ничего подобного, «и вряд ли я такое еще увижу. Все эти женщины в шикарных вечерних платьях, которые буквально прыгали по столам на своих высоких каблуках, сметая бокалы с шампанским и наступая в чьи — то тарелки со стейками». Но она была просто ошеломлена музыкой и «невероятной трансформацией человека, встреченного мной на лестнице до начала шоу, в харизматическую личность необыкновенной величины».

Когда на следующий вечер она должна была выступать в шоу, ее охватила паника, но Элвис успокоил её, придя к ней в гримерную. «Он сказал мне: «Не волнуйся так, просто расслабься и от души повеселись. Запомни, мы здесь, чтобы подарить людям счастье». Потом он подмигнул мне и сказал: «Но когда я покажу на тебя рукой, лучше все — таки спой что — нибудь, лапуля». Раз так — пожалуйста!

Несмотря на всю свою нервозность, Кэти прекрасно справилась. Выглядела она более чем скромно в своих темно — коричневых брюках и блузке, особенно на фоне не отличающихся сдержанностью Sweets. Но она с готовностью и благодарно обучалась их мастерству ритмических импровизаций и мудреным вокальным гармониям. «У меня была отдельная гримерная, но я всегда приходила к ним в комнату, и мы вместе ждали начала шоу. Мы очень — очень подружились. С ними мне было очень хорошо, несмотря на то, что мы были совершенно из разных миров. Мы вместе подолгу работали над всевозможными абсолютно невероятными гармониями и голосовыми ходами. Сегодня у меня не получится исполнить то, что мы делали тогда, даже если я постараюсь. Их чувство ритма и музыкальные способности были просто потрясающи. И мыслили они все как единое целое. The Imperials, по ее мнению, тоже были вполне профессиональными и обладали блестяще отточенным мастерством и точностью исполнения. И даже если иногда звучание их девяти голосов сливалось и перебивалось чересчур громкой музыкой, все равно им удавалось создать особую музыкальную атмосферу, которая влияла на слушателей. Каждый находил что — то для себя.

Но больше всего ее интриговал Элвис: его амбиции, устремления, его личность. Она быстро с ним познакомилась, потому что он постоянно заглядывал в гримерную к Sweets, смеялся и шутил с ними, просто сидел там подолгу. Вскоре он начал разговаривать с ней о музыке. Он расспрашивал, насколько полезен для голоса чай, который она всегда пила, с любопытством интересовался ее музыкальным прошлым, карьерой ее отца. Он спрашивал ее мнение по поводу великих мировых теноров, таких, как Карузо и Бьерлинг. К своему удивлению, она обнаружила, что его пение может заставить ее расплакаться, даже если сама песня ей не нравилась. Когда она как — то заметила, что его влияние на аудиторию огромно, он сказал, что знает о своих способностях влиять на людей и их мысли, но это не его самоцель. «Я думаю, что развлекать людей для меня важней… делать их счастливыми, помогать забывать о своих проблемах хоть ненадолго. Мне кажется, что именно это и есть моя цель в этом мире».

В четверг, 26 августа, привычный ход событий был нарушен анонимным звонком, который поступил в офис службы безопасности отеля. Некий неизвестный предлагал информацию о плане похищения Элвиса. На следующий день и Полковнику поступила такая же информация, затем 28 августа дома у Джоанн Эспозито в Лос — Анджелесе ночью раздался звонок, и некий человек, пожелавший остаться инкогнито, сообщил, что Элвису угрожает смерть и произойдет это во время вечернего субботнего шоу. Спустя сорок пять минут тот же мужчина перезвонил Джоанн с дополнительной информацией: за 50 тысяч долларов мелкими купюрами он предлагал назвать имя убийцы. На этом моменте было решено привлечь ФБР, а звонки тем временем стали поступать уже практическим всем людям из близкого окружения Элвиса: от адвоката Эда Хукстраттена, который полагал, что угрозы связаны с тем делом об отцовстве, до Эда Паркера, Джерри Шиллинга и Реда Уэста. Элвис связывался с каждым по телефону. «Вы мне очень нужны», — это было все, что сказал Элвис Джерри. «Я все расскажу, когда вы приедете. Самолет уже вылетел». Когда Ред прилетел из Мемфиса, Элвис был взвинчен до предела, «он бросился ко мне и обнял меня со всей силой».

Весь день переформированная служба безопасности прорабатывала план защиты Элвиса. В своей гримерной перед началом выступления Элвис плакал и прощался со своим отцом и всеми друзьями. Он не знал, что может произойти, сказан он всем, но он не хотел никого подводить и знал, что преданные ему друзья не подведут его тоже. «Если какой — то сукин сын действительно убьет меня, — сказал он — я хочу, чтобы вы достали его из — под земли и выцарапали его чертовы глаза. Я не хочу, чтобы потом на суде он сидел, как Чарли Мэнсон, с мерзкой ухмылкой на лице и говорил: «Это я убил Элвиса Пресли».

Они все заняли места в зале перед началом шоу: Сонни и Джерри в оркестровой яме, Ред и