производство, но и построить заводские корпуса и хоть какое-то жилье для рабочих, которых еще тоже нужно нанять и обучить. Но в Москве это всех устраивает. Откуда же у лидеров большевиков, которые грезили мировой революцией уже завтра, взялось столько терпения в ожидании поступления в страну столь желанных ими паровозов?

Читаешь эти строки, и такое впечатление, что это написано буквально вчера. А ведь прошло почти сто лет! Каким же мужеством надо было обладать, чтобы предавать гласности такое в условиях беспощадного террора, когда человеческая жизнь ничего не стоила, а решения о массовых расстрелах выносились в административном порядке. Можно сказать, бухгалтерском. Неспроста Ленин пришел в ярость от этой статьи и потребовал не от кого-нибудь, а лично от Дзержинского разобраться с автором публикации.

Удивляет такая лихорадочная спешка расстаться с золотом, когда на июнь 1921 г. на запасных путях, где должен был стоять только бронепоезд, простаивали, не находя себе применения, 1200 паровозов и 40 тыс. вагонов! Особое подозрение вызывает тот факт, что реальная цена приобретения локомотивов и оснащения для них оказалась значительно ниже, чем первоначально утвержденная постановлением СНК. Если на покупку манометра выделялось 76 рублей, то реальная цена его приобретения составила 7 рублей, инжектора — 110 рублей против 500 утвержденных.

Зачем это сделано? Очевидно, только для того, чтобы хоть как-то обосновать вывоз из страны как можно большего количества золота. Главное — переместить все это богатство в подвалы иностранных банков, а уж как им потом распорядиться и кто будет это решать, этот вопрос, что называется, покрыт мраком.

Итак, всего на заказ к тому моменту реально выделены 200 млн руб. золотом (из 300 млн зарезервированных). Сумма потрясает, ибо в 1920 г. объем промышленного производства всей России составлял 517,6 млн руб. золотом, а металлического, включая машиностроение, 48,5 млн руб. золотом.

Еще один камешек, если не сказать булыжник, в окно РЖМ: тут уж, как ни крути, явный просчет железнодорожного гуру. В лучшем случае. Это как посмотреть. А приглядеться в ЧК были мастера… Это, пусть и сквозь зубы, вынужден признавать и Ломоносов: «Чека являлась наиболее организованной силой в Советской России»[1536].

Скорее всего, все эти подвижки связаны со снижением вовлеченности Ленина в повседневные дела по управлению государством из-за резкого ухудшения здоровья, состояние которого уже давно вызывало опасения. Как утверждает А. Нагловский: «…уже тогда [в 1921 г.] он [Ленин] производил впечатление человека совершенно конченного. Он то и дело отмахивался от обращавшихся к нему, часто хватался за голову. Казалось, что Ленину „уже не до этого“. Ни былой напористости, ни силы. Ленин был явный нежилец, и о его нездоровье плыли по коридорам Кремля всевозможные слухи. А за спиной этого желтого истрепанного человека, быстро шедшего к смерти, кипела ожесточенная борьба — Сталина, Зиновьева, Каменева, Троцкого»[1537].

Да и сам В. И. Ленин 11 августа 1921 г. признал: «Я не могу работать»[1538].

Но, скорее всего, Нагловский торопится с выводами: Ленина было рано списывать со счетов. Ломоносов, якобы обидевшись на выражение недоверия со стороны Красина и Дзержинского, внезапно подает в СНК прошение об отставке.

При этом, стараясь усилить свои позиции в аппаратной борьбе, он обращается напрямую к Ленину, требуя направить его в США. Что интересно, Юрий Владимирович ссылается не столько на свои связи за океаном, сколько на возможности супруги в высших кругах американской еврейской общины. «Позволю при этом думать, что ни у кого из советских сотрудников нет таких деловых и политических связей в Америке, как у меня и особенно моей жены»[1539], — пишет он.

И этот демарш, похоже, находит отклик у вождя. Владимир Ильич вновь вступает в дело, выводя своим авторитетом Ломоносова из-под удара. Он рекомендует Дзержинскому подыскать профессору применение в наркомате. Сам же Юрий Владимирович видит себя в НКПС исключительно в должности наркома, о чем со всей «пролетарской прямотой» пишет Ленину: «Уж погибать, так с музыкой, — там я хоть попробую осуществить свою программу…» Однако за этой внешней бравадой явно просматривается нежелание покидать комфорт западных столиц, поскольку он тут же добавляет, что «снабжение транспорта почти целиком висит на заграничных заказах, а без меня дело рассыпается». «Считаю, — прямо указывает потенциальный кандидат в наркомы, — себя вполне готовым для торгово-политической деятельности в Швеции и странах, говорящих по-английски»[1540]. Ну, если с торговлей понятно, то замах на политическую роль, да еще и за границей, достаточно откровенно демонстрирует возросшие амбиции паровозного деятеля. Время смутное, так почему не рискнуть?

В декабре 1921 г. после всех жалоб и стенаний со стороны многочисленных недоброжелателей вопрос о деятельности Ломоносова рассматривается на Политбюро. Скрепя сердце ранее на это был вынужден согласиться и Ленин, дабы «немного сократить его автономию»[1541], но только, как вы правильно поняли, «немного». Вождь согласен несколько изменить порядок подчинения Ломоносова: не прямо СТО, а через НКПС или, на худой конец, НКВТ. Горбунов даже получил поручение подготовить соответствующее постановление СНК.

И все же, несмотря на пока еще безоговорочную поддержку вождя, бесконтрольная деятельность Ломоносова вызывает все большее раздражение в руководстве страны. 14 декабря 1921 г. Совет труда и обороны (СТО) постановил: «В принципе признать необходимым, чтобы уполномоченный СНК в выполнении ж.-д. заявок за границей тов. Ломоносов был подотчетен в соответствующей части по НКВТ и НКПС». Другими словами, до этого времени, полтора года, Ломоносов мог не отчитываться ни перед кем, кроме Ленина[1542].

Как видим, НКВТ, читай: Красин, все же смог нанести мощный удар и в итоге пробить блок оппонента. Надо отметить, Красин и ранее пытался противостоять реализации российского золота шведским консорциумом по своему усмотрению. «Заявите концерну через нотариуса формальный протест против таких действий с предупреждением, что мы оставляем за собой право взыскать с них убытки за преждевременную продажу товара по убыточным ценам», — метал он еще за год до этого громы в телеграмме из Лондона в адрес советского представительства в Стокгольме[1543]. Но шведы и не почесались.

Однако торжество Красина оказалось преждевременным и, увы, недолгим. Неожиданно для всех происходит событие, которого предвидеть не мог никто: 4 января 1922 г. СНК утверждает, а Ленин подписывает новый мандат главы РЖМ. Текст этого документа настолько любопытен, что я приведу его полностью: «Предъявитель сего профессор Ю. В. Ломоносов состоит Уполномоченным Совета Народных Комиссаров по железнодорожным заказам. По отношению ко всем транспортным заказам за границей, включая заказы на ремонт паровозов, судов и вагонов, тов. Ю. В. Ломоносову предоставляются права Народного Комиссара. Всем советским Представителям за границей вменяется в обязанность оказывать тов. Ю. В. Ломоносову всемерное содействие»[1544]. Теперь Ломоносов не просто