– Значит, ты помышляешь об отступлении?

– Нет. Но Египет должен быть защищен. Это, помимо всего прочего, источник нашего благосостояния. И, – он посмотрел на меня, – царство моей жены.

– Куда ей, возможно, стоило бы отбыть, чтобы дождаться исхода сражения.

Ну конечно, Агенобарб опять за свое.

– Нет! – отрезала я. – Почему я должна убираться в тыл, но при этом содержать четверть флота, обеспечивать остальные корабли лучшими египетскими гребцами и снабжать армию?

– Ты богата и финансируешь кампанию, но это вовсе не значит, что ты должна в ней участвовать.

– Тут я с тобой не согласен, – подал голос Канидий. – Царица не просто платит за нас. Она двадцать лет правит богатейшей страной мира, сама возглавляла армию и имеет больший опыт, чем многие из союзных царей, против личного участия которых в походе никто не возражает. Было бы несправедливо сделать исключение именно для нее.

Агенобарб фыркнул и скрестил руки на груди.

– Кроме того, эта война ведется во имя сына. Сына Цезаря, – заметил Планк.

– Выходит, вот во имя чего она ведется? – проворчал один из сенаторов. – Мне это не нравится.

– Да, в Риме это говорит против тебя, – добавил другой. – Чтобы люди последовали за тобой, им нужно другое имя и другая цель.

– Истинная правда, – раздался голос.

Из теней в глубине комнаты выступил незнакомец.

– Я послан твоими друзьями в Риме, чтобы предостеречь тебя, – добавил он, оглядевшись.

– Кто ты, друг? – спросил Антоний.

– Гай Геминий, – последовал ответ. – Сенатор и твой сторонник, не покинувший Рим вместе с другими. Я полагал, что смогу принести тебе больше пользы, оставшись там.

– Ну, и что ты имеешь сказать?

Геминий обвел взглядом чаши с вином.

– Вообще-то, я предпочел бы говорить перед трезвыми слушателями. Но одно скажу тебе прямо сейчас, трезвый ты или пьяный. Если ты хочешь, чтобы твое дело победило, царица должна вернуться в Египет.

В гневе я вскочила на ноги:

– Его дело не может победить, пока жив Октавиан! Проклятие Антония – не я, а его и мой непримиримый враг! Хватит повторять его измышления и возлагать на меня вину за Октавианову враждебность. Он ненавидел бы Антония, даже если бы Клеопатры здесь не было! Даже если бы ее не было на свете! Как ты не понимаешь этого?

– Но его сестра замужем за Антонием… – начал Геминий.

– Уже нет! – возразила я. – Антоний отправил уведомление о разводе.

Присутствующие растерянно загомонили. Слышались возгласы:

– Как? Когда?

Все взоры обратились к Антонию.

– Да, это правда, – подтвердил он. – Брак официально расторгнут. На самом деле он перестал существовать много лет назад.

Все уставились на него, и вид у многих был рассерженный и обманутый.

Один сенатор покачал головой:

– Когда об этом узнают в Риме…

– Многие знатные фамилии до сих пор колебались, не зная, кого предпочесть, – подал голос другой. – Октавия пользуется всеобщим уважением, никогда не высказывалась против тебя и собирала вокруг себя твоих друзей. И клиентов – куда им теперь податься? Вместе с ней ты отталкиваешь и их.

– Она отправится прямиком в дом своего брата, куда же еще? А они вслед за ней. О глупость, глупость, глупость!

Сенатор в испуге отшатнулся, вытаращив глаза.

Геминий выглядел так, будто его ударили по лицу.

– Вижу, что я проделал длинный путь напрасно, – с горечью промолвил он, подняв монету. – Все это вместе – портрет царицы на монете, а сейчас еще и развод – лишает тебя права даже говорить о верности Риму.

Антоний был потрясен его словами.

– Это смехотворно! Сколько раз каждому из вас случалось разводиться? Да в Риме каждый разводился! Это был сугубо политический брак и…

– И развод имеет политическое значение. – Геминий помедлил. – Что же до монет, то чеканка на римских монетах профиля иностранного правителя совершенно недопустима. Это оскорбление Рима!

– Египет наш союзник… – начал Антоний.

– С каких это пор Рим изображает на монетах своих союзников? – прервал его Геминий. – Что-то я не видел ни на одной головы Ирода. А как насчет Богуда? Ты сам не понимаешь, как неубедительно звучит твое оправдание?

– Я…

– Если ты лишился рассудка, не думай, будто мы последуем твоему примеру.

– Я не сделал ничего, что оправдывало бы такое суждение, – твердо заявил Антоний. – Управление Востоком осуществлялось должным образом, наши границы нерушимы, земли оправились от разорения, вызванного гражданскими войнами. Я завоевал Армению и преподнес Риму новую провинцию. Все основные задачи, стоявшие передо мной после битвы при Филиппах, решены успешно. Но вы упорно не желаете видеть главного, а сосредоточиваете внимание на мелочах вроде портретов на монетах! Есть ли здесь, в этом зале, хоть один человек, никогда не совершавший мелких ошибок и не допускавший просчетов? Не похоже ли это на попытку взыскать недоимку в десять денариев с человека, заработавшего для казны миллион?

Это звучало логично, только вот собравшиеся здесь люди руководствовались не логикой, а чувствами. Их кидало из одной крайности в другую, как треплет утлый челн неспокойное море.

– Как я понимаю, Октавиан вовсю выколачивает налоги, – сказал Антоний, желая сменить тему. – Это должно вызвать недовольство.

– Недовольство – мягко сказано, – криво усмехнулся Геминий. – Поджоги, бунты, кровопролитие. Но солдаты подавляют неповиновение.

Итак, Октавиан полностью контролировал армию. Я понимала: той армии, что сражалась при Филиппах, когда Октавиан и Антоний воевали вместе, больше нет. В Италии просто не осталось солдат, которым довелось служить под началом Антония или Цезаря, ветераны давно вышли в отставку. Новые же легионеры не знали другого командующего, кроме Октавиана.

– Может быть, нам стоило бы вторгнуться в Италию сейчас, когда люди недовольны Октавианом и положение неустойчивое? – неожиданно предложил Деллий. – Наша армия готова, корабли для конвоя здесь, и сейчас только июнь.

– Это возможно лишь в том случае, если царица не примет участия в походе, – тут же отреагировал Планк. – Появление иностранки восстановит против нас всю Италию.

– Хотите обойтись без меня – попробуйте и без моих кораблей, – отрезала я.

Они забыли, кто оплачивает и снабжает войска? Неблагодарные!

– Вторжение в Италию в любом случае трудно осуществить, – примирительно промолвил Агенобарб. – На восточном и южном побережье для высадки пригодны лишь две гавани – Тарент и Брундизий, но они хорошо обороняются.

– Итак, ты настроен воевать? – спросил Геминий. – Да, теперь я вижу, что моя миссия была обречена с самого начала. Не стоило терять время.

– Нет, я вовсе не стремлюсь к войне, – поспешил заверить его Антоний. – В конце концов, уже сколько раз мы с Октавианом были готовы вступить в сражение, но в последний момент останавливались. Пять лет назад в Таренте, восемь лет назад в Брундизии. Да,