Идеальная акустика усилила мой шепот и разнесла по всей чаше амфитеатра.

– Везде, – донесся ответ. – Тебе не скрыться от меня.

– Тогда покажись.

Я стала ждать, уверенная, что шорох или шевеление выдадут говорившего. Но мрак оставался неподвижным.

Легкий теплый ветерок струился вниз по склону холма, неся запах молодой луговой травы и тимьяна. Весна на восточном греческом острове представляла собой тот образ Елисейских полей, что доступен созерцанию смертного.

Тонкий полумесяц низко висел в небе над полями. Где же Антоний? Нам бы сейчас взяться за руки да прогуляться среди этого благоухания.

– Кем же тебе больше всего хочется быть? – Теперь лукавый дразнящий голос прозвучал из другого места. – Скажи, и я дарую тебе такую возможность.

– Нет образа, в который я хотела бы перевоплотиться навсегда, – откровенно и с удовольствием ответила я. – Но пожалуй, именно сегодня я хочу стать одной из богинь нежного ветерка, чтобы взлететь и покружить над островом, где и как мне захочется.

Ну вот, я подыграла ему. Пусть теперь исполняет свое обещание.

Он появился из-за алтаря Диониса, выглянув над его вершиной, как школьник, играющий в прятки. Алтарь стоял посередине сцены. Как я могла его проглядеть?

– Иногда то, что ты ищешь, оказывается под рукой, – сказал он, выступая мне навстречу.

– Много ли пользы от того, что у тебя под рукой, если ты этого не видишь? – парировала я. – Ну что, научишь меня летать?

– Дионису это под силу, – ответил он. – Поскольку актеры его гильдии приглашены нами на Самос и будут играть для нас, мы, можно сказать, воспарим.

– Ловко ты ответил! – Я рассмеялась. Ветер что-то шептал мне на ухо. – О Антоний, тебе бы только шутить. Ведь праздник этот весьма торжественный и знаменательный. В ту пору, когда война была ритуалом и состязанием, древние эллины предваряли ее играми, музыкой и спектаклями – всем, что умиротворяет богов… Может быть, нам не следовало этого делать.

Сейчас священная природа этого обычая забыта, и мир видит в нем только развлечения и пирушки. Мир уже не таков, как в древности, а сами мы крепко связаны со своим временем. Однако полностью презреть старые обычаи – оскорбительно по отношению к тем самым богам, на чью помощь мы надеялись. Как будто нас больше волнует, что подумают Октавиан и Гораций, нежели сам Зевс…

– Нас высмеют в Риме, – сказала я.

Антоний пожал плечами:

– Мы не станем их слушать. – Он обошел сцену кругом. – Вот с чем нужно связывать наши помыслы – с возрождением подвигов, которые совершали боги и герои. Мы будем достойны их!

Неожиданно в его голосе зазвучали ораторские нотки, предназначенные не только для меня. Он обращался к невидимой аудитории:

– Великие герои не должны быть забыты. Мы воскрешаем наших предков в своей собственной жизни – они жили для нас, мечтая о том мире, где мы пребываем. Они оживают в нас. Когда живем мы, живут и они. Они снова танцуют в лучах солнца и ощущают сияние, делающее жизнь слаще.

Его слова заставили меня поежиться. Вызвать мертвых, вернуть их к жизни через нас… Да, драма – самое пугающее из доступных нам действ. И самое многообещающее.

– Но поймут ли нас сенаторы? – усомнилась я. – И союзные цари. Ведь многие из них далеки от греческой культуры.

– Ты так этим озабочена? Кто-то поймет правильно, другие просто развлекутся. В любом случае, такой способ начинать войну им понравится больше, чем традиционный римский, когда вместо представлений вводят дополнительных налоги.

Я рассмеялась. Да, римлянам в этом отношении приходилось несладко. Октавиан для содержания армии требовал с каждого четвертую часть дохода, и граждане Рима привыкли к тому, что правительство и армия живут за счет дани с провинций.

Откуда-то из мрака донеслась музыка – барабаны, флейты, лиры – и поющие голоса.

– Репетируют, – пояснил Антоний. – Песни Диониса заполнят остров.

Нежные мелодии струились над нами в теплом воздухе.

– Это пение призраков, – сказала я.

– Вздохи духов, – согласился он.

Некоторое время мы молча прислушивались. Потом я взяла его за руку:

– Пойдем погуляем. Там, в поле, есть тропинка…

Извилистая дорожка вела к руинам, где крыша давным-давно обвалилась, а обветшалые колонны лишились своих капитулов. Высокая сорная трава и кустарники обступали тропинку и цеплялись за нашу одежду. Но сверху мы увидели плоское море и узкий пролив, отделявший Самос от материка. Он назывался Каналом семи стадий, и это значило, что его ширина не больше водного пространства между Фаросом и материковой Александрией. Впрочем, у острова – если его можно считать островом – имеется особое самоощущение.

У меня возникла праздная мысль о том, с какого момента остров перестает быть настоящим островом… Когда ты можешь подойти к нему во время низкого прилива? Когда построен мол, соединяющий его с материком? Фарос – уже не остров, как и Тир. Некогда недоступный и непобедимый Тир… Его присоединил к материку Александр.

Александр… Да, он бы понял и оценил то, что мы делали на Самосе. И завтра он будет незримо присутствовать среди нас.

Более двадцати дней на острове шумели празднества. Предводители наших армий развлекались и веселились, музыкальные и драматические представления чередовались с великолепными пирами. Подвластные цари привели из своих городов жертвенных быков, и на грандиозной церемонии, устроенной специально для них – правителей Каппадокии, Киликии, Мавритании, Пафлагонии, Коммагены, Фракии, Галатии, – Антоний громовым голосом напомнил о пророчестве, предвещавшем, что Восток поднимется против Рима под водительством вдовы, которая острижет волосы.

– Вот она – женщина, которая острижет волосы, вдова Цезаря, царица Египта. Она стоит рядом со мной, и мы сразимся за наследие ее сына. Теперь не ваши владения будут урезаны в пользу Рима, но самому Риму придется поступиться своей властью.

Его слова были встречены одобрительными возгласами. Этого момента восточные властители ждали более ста лет. Мы сделаем то, что не удалось Митридату, – вернем Востоку свободу и величие.

День за днем холмы оглашались звуками празднества, и люди со стороны задавались вопросом: как же будут праздновать победу те, кто с таким размахом отмечает всего лишь начало войны? Но мы учли в своих расчетах и это. Пусть друзья и недруги знают, что мы ничего не пожалеем: наша казна, наша армия, наш флот и все наши творческие силы брошены на то, чтобы успешно выдержать главное, важнейшее испытание.

В мае, перебросив армию на юг Греции, мы отправились в Афины.

Греция. В третий раз за семнадцать лет здесь решалась судьба раздиравшей Рим гражданской войны. Снова этой каменистой земле предстояло обагриться кровью сражающихся за власть римлян.

Каждая из этих войн