встречному татарскому обозу. Причем, судя по довольной роже, потраченные на любовные утехи, деньги вернул с лихвой.

Отчасти Агнешке повезло… В том смысле, что купец продал панночку не обычным людоловам, а Сабудай-мурзе. Сперва татарин только поглаживал пленницу, да причмокивал. Это можно было вытерпеть, тем более — он не подпускал к девушке остальных. Зато начиная с четвертого дня пути мурза как взбесился. Вернее, будто помолодел лет на тридцать. Жирный боров не только не слезал с нее ночи напролет, а еще и на каждом привале тащил в шатер… И был такой неутомимый и ненасытный, словно именно этот раз мог стать последним в его жизни.

Слушая рассказ возлюбленной, Виктор аж зубами скрипел, а когда та в очередной раз жалобно всхлипывала, покусывая губки и вытирая кулачком глаза, призывал на голову мерзкого татарина проклятия на всех языках, какие только знал.

Будучи посвященным в историю ветреной красавицы с самого начала, я не совсем был согласен с испанцем, что именно мурза повинен в злоключениях девицы, но не желая потерять боевого товарища, это мнение оставил при себе. Единственно чему воспрепятствовал — настойчивой просьбе разорвать татарина лошадьми. Объяснив пылкому идальго, что пожизненные работы в каменоломнях гораздо страшнее нескольких минут даже самой ужасной боли. Отклонив по той же причине и желание лично кастрировать