Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наш источник вчера сообщил весьма интересную информацию. Судя по всему, канадский судья Маккормак работает на чехословацкой стороне.
— Значит, я оказался прав, — отозвался на это сообщение Тихонов.
— О чем это вы? — удивился Костюк.
— О нашем матче с финнами. Два первых гола они забили нам благодаря этому самому судье, который одного за другим удалил двух наших игроков.
— Значит, уже начал отрабатывать свой хлеб.
— А вдруг это лишь наши догадки? Да и ваш источник этот — ему можно верить? — слегка замедляя темп, спросил Тихонов.
— Он, конечно, может ошибаться, но это легко установить — сегодня Маккормак будет судить матч чехов с американцами.
— Я полагаю, что чехи и без всякого предвзятого судейства обыграют звездно-полосатых, — сделал свой прогноз Тихонов, сворачивая с улицы на боковую аллею.
— Согласен, но этот же арбитр, судя по всему, будет судить и два других матча чехов — со шведами 8-го и следующую игру 10 мая, которая может стать ключевой.
— А вот это уже интересно. Получается, чехи уже заранее обеспечили себе место в финале?
— Вы в этом сомневались?
— Я-то нет, но вот сами чехи, видимо, да, если решили подстраховаться заранее. Впрочем, в любом случае, надо сегодня сходить на их игру с американцами — убедиться окончательно, что не ошибаемся ни мы, ни ваш источник.
Тихонов снова прибавил темп, обогнав своего напарника на полшага. Их пробежка была в самом разгаре.
Костюк бежал за тренером и вспоминал свой недавний разговор с заместителем руководителя представительства КГБ в Чехословакии Иваном Кузьменковым. Они встретились в первый же день после прилета Костюка в Прагу и обсуждали план совместных действий. Кузьменков доложил гостю, что им будет противостоять люди полковника Гавлика из внутренней контрразведки СТБ. Услышав это, Костюк спросил:
— Узду на этого Гавлика накинуть нельзя?
— Он человек Штроугала — одно время работал в его охране, — ответил Кузьменков. — К тому же Гавлик официально назначен одним из руководителей по обеспечению контрразведывательной деятельности на чемпионате и входит в специальную комиссию ЦК КПЧ по проведению чемпионата.
— В ту, что возглавляет первый секретарь Пражского горкома партии Александр Капек? — уточнил Костюк.
— Именно. Поэтому Гавлик всегда может прикрыться этой комиссией.
— Значит, надо искать подходы не к самому Гавлику, а к его людям. Такая возможность у нас есть?
— Возможность-то есть, да вот времени почти нет, — покачал головой Кузьменков. — Чемпионат уже завтра начнется, а нам надо не только выявить этих людей, но и найти среди них тех, кто со слабинкой. Поэтому скорый результат не гарантирую.
С тех пор минула вот уже неделя, а дела у Кузьменкова в этом направлении так и не продвинулись. И Костюка теперь заботило только одно: успеет его коллега до конца чемпионата выявить среди людей Гавлика человека со слабинкой или не успеет? Ведь от этого результата напрямую зависела и судьба его собственной миссии в Праге.
2 мая 1978 года, вторник, Москва, улицы города
Борис Александров свернул на автозаправку, чтобы заполнить бачок своего «Жигуленка» горючим и продолжить путь. Он ехал на дачу к Кучковым и с ним была его жена и дочка Катя, которых он должен был отвезти старикам, а сам собирался отправиться к себе на родину в Усть-Каменогорск. Жена и дочь сидели на заднем сиденье, причем Катя всю дорогу играла в свою любимую куклу и больших хлопот своим родителям не доставляла. Впрочем, взрослые практически не общались — сказать им друг другу было особо нечего, поэтому каждый был занят своими мыслями.
Оставив близких в машине, Александров вышел на воздух. Как вдруг кто-то хлопнул его по плечу и он услышал смех, который никогда бы не спутал ни с каким другим. Так мог смеяться только один человек — Владимир Высоцкий. Так оно и было — рядом с ним стоял знаменитый бард и актер собственной персоной, облаченный в модный батник, джинсы и с неизменной сигаретой в руке.
— Владимир Семеныч, какими судьбами? — расплылся в счастливой улыбке хоккеист.
— Да вот, только что прилетели из Харькова, с концертов, и едем в театр — у меня в двенадцать спектакль, — ответил Высоцкий.
— А с кем едете? — спросил Александров.
— С моим администратором — Гольдманом. Вон он в такси сидит, а я покурить вышел. А ты куда намылился?
— Еду на дачу к Николаю Кучкову — надо отвезти жену с ребенком. Я сегодня улетаю на родину, в Усть-Каменогорск.
— Я тоже улетаю, только через неделю — в Одессу, на очередные съемки.
— Что снимаете? — поинтересовался Александров.
— «Эру милосердия» братьев Вайнеров читал? Нет? Ну, ты и деревня — почитай обязательно. Когда выйдет фильм, сравнишь — наше кино не хуже должно получиться.
— А кто снимает?
— Слава Говорухин. Там несколько серий будет — фильм телевизионный. Я там муровца играю — капитана Глеба Жеглова.
— Про бандитов, значит, кино?
— Про них, родимых, только не нонешних, а послевоенных. Про банду «Черная кошка» слыхал? Вот за ней мой Жеглов и охотится.
Высоцкий затянулся сигаретой, после чего спросил:
— А ты почему на родину улетаешь?
— Сезон закончился, вот и хочу мать с друзьями повидать. Да я не надолго — дней на десять.
— Ах да, тебя же в сборную не взяли! — вспомнил Высоцкий. — Но ты не горюй, не взяли в этот раз, возьмут в следующий. За чемпионатом мира следишь?
— Не без этого.
— И как там наши играют? Я пока в Харькове был, упустил это дело.
— На первом месте пока идут.
— Почему пока?
— Блекло играют, без огонька.
— А ты чего от них хотел, если они таких игроков, как ты, туда не взяли? — улыбнулся Высоцкий.
В это время его окликнул Гольдман — он бил пальцами по своим наручным часам, показывая, что они опаздывают. Высоцкий тут же отбросил сигарету в сторону и протянул хоккеисту ладонь для прощания:
— Ну, Борька, держи пять — даст Бог, скоро увидимся.
И он первым побежал к автомобилю, оставив Александрова одного.
2 мая 1978 года, вторник, Прага, улицы города
— Здесь ровно двести буклетов, — передавая Франтишеку Свозилу полиэтиленовый пакет, сообщил Богумил Хорак. — Отец отпечатал их в своей типографии и уже вчера они с друзьями стали распространять их по всей Праге.
— Можно посмотреть? — спросил Франек, забирая пакет.
— Не можно, а нужно, — улыбнулся Хорак.
Он сам достал из пакета один из буклетов и показал другу сначала его обложку. На ней была размещена большая фотография сборной Чехословакии образца 1969 года, когда они на чемпионате мира в Швеции дважды обыграли советских хоккеистов, чем взбудоражили практически всю свою страну. Под фотографией красовалась надпись, сделанная аршинными буквами. Она гласила: «Так было в Швеции, так будет в Праге!». Открывала буклет драматическая история, которая произошла в 1950 году с чехословацкой сборной по хоккею. За год до этого эта команда стала чемпионом мира, а в марте 50-го почти вся целиком оказалась… в тюрьме. Игроков обвинили в том, что они хотели стать невозвращенцами — остаться в Англии во время очередного чемпионат мира по хоккею. И вместо Лондона они отправились за решетку. В буклете имелись фотографии тех игроков, получивших разные тюремные сроки: Богумила Модры (15 лет тюрьмы), Аугустина Бубника (14 лет), Станислава Конопасека (12 лет), Вацлава Розиняка, Владимира Кобранова (по 10 лет) и других.