научных и псевдонаучных положений, а также, зачастую, фрагментарных заимствований из мировых религий, восточных духовных практик и т. п. Поэтому наименования «религии» и «секты» к ним неприменимы.

Сами авторы данной монографии предпочитают другие термины: «новые духовные объединения (НДО)», «нетрадиционная религиозность» (в смысле: /гсевдорелигиозность) и, наконец, «неокульты». Попутно авторы поясняют, что указанные новые объединения формируются не на основе религиозного культа в полном значении этого слова, а с опорой на идею культа – «почитания» – объектов самой разной природы. Начиная с космических сил и заканчивая персоной лидера группы («гуру»)[741]. Иначе говоря, термин «культ» берется здесь не только и не столько в религиозном, сколько в общесоциальном, общекультурном значении (как-то: «культ матери», «культ личности» и т. п.).

На наш взгляд, название «неокульты» приемлемо, но не идеально. Наиболее адекватным сути дела представляется термин нетрадиционные верования (не специфицируя, не программируя жестко, во что). Именно к этой категории относятся многочисленные проявления неоязычества.

Практически все, пишущие о неоязычестве, считают его одним из ответвлений широкого, аморфного международного движения – «New Age» («Новый Век»). Такое наименование связано с бытующим в определенных слоях общества представлением о смене природно-социальных циклов, каждый из которых длится якобы 2200 лет. Прежний цикл прошел под знаком Рыб и характеризовался доминированием христианства; новый, сменяющий его гигантский виток будет «эрой Водолея», отличительной чертой которой станет возврат к языческим, политеистическим верованиям.

Достаточно адекватное представление об идейном комплексе «Нового Века» дают, в частности, американские футурологи Д. Нэсбитт и П. Эбурдин в своей книге «Что нас ждет в 90-е годы»[742]. Характеристике этого явления посвящена специальная глава этой книги «Религиозное возрождение третьего тысячелетия». Название одного из подразделов выполняет, так сказать, объяснительную функцию: «“Да” – духовному началу, “нет” – организованной религии». Эксплицируя далее это краткое определение сути движения, вышеназванные футурологи пишут: «Сторонники Нового Века не разделяют ортодоксальной теологии, но многие разделяют веру Востока в перевоплощения. В отличие от иудейско-христианской религии, возвышающей Бога над всем человечеством, это движение признает человечество как часть божественного… Это выводит фундаменталистов из себя. «Богохульство заявлять, что сам человек есть Бог», – считают многие из них»[743]. Неоязыческая природа основоположений Нового Века рельефно проступает даже в этих кратких цитатах.

Неоязычество – явление глобальное. Насколько распространено оно в США и Канаде, Нэсбитт и Эбурдин показывают на обширном и репрезентативном материале. Современная Европа также не избежала подобных тенденций. Как утверждает католический богослов Р. Скальфи, «фактически Европа стала языческой. Теперь часто мы имеем дело с язычеством, сопровождаемым кое-какими христианскими ритуалами»[744].

В России переломный характер эпохи чувствуется едва ли не острее, чем где бы то ни было. Неудивительно поэтому, что в постсоветский период неоязычество нашло здесь для себя благодатную почву. Тем более, что нынешнее пространство Российской Федерации открыто всем идейным веяниям, всем «ветрам». Справедливости ради следует отметить, что у отечественного неоязычества есть и свои собственные, по меньшей мере – вековые, корни и традиции. Одна из целей нашей статьи состоит в том, чтобы проиллюстрировать это положение рядом более или менее известных историко-культурных фактов.

Неоязыческие манифесты публикуются в различных странах; но, пожалуй, самый воинствующий образец этого жанра появился именно у нас, в России. Мы имеем в виду книгу В. Б. Авдеева «Преодоление христианства. Опыт адогматической проповеди» (явная аллюзия на фразеологию Л. Шестова)[745]. Перед ее агрессивным, предельно циничным напором бледнеет даже «Антихрист» Ф. Ницше. Поистине, эту книгу можно именовать «откровением», «библией» современного неоязычества – не только российского, но и международного, глобального.

Экспансия неоязычества в нашей стране сопровождается, с одной стороны, противодействием ему, а с другой – стремлением лучше познать самые истоки и природу данного феномена, с тем, чтобы реагировать на его проявления наиболее адекватным образом. Мы хотели бы продолжить эту последнюю познавательную установку.

Своеобразным предтечей и «инициатором» неоязычества можно по праву считать Фридриха Ницше (1844–1900). Именно он, во-первых, подверг христианство самой радикальной, беспримерной по резкости, тотальной критике. Во-вторых, немецкий философ выдвинул идею возврата к здоровому язычеству силы, или «варварского ренессанса». С этого времени, т. е. с 80-х годов XIX века, вопрос о возникновении неоязычества был поставлен в повестку дня. И оно, действительно, появилось на исторической арене – на рубеже XIX и XX столетий.

В современной теоретической литературе затрагивается вопрос: действительно ли, когда мы говорим о неоязычестве, речь идет о полной реставрации древних, дохристианских религий и культов? Авторитетные исследователи проблемы утверждают, что нет. И с ними трудно не согласиться. «Неоязычники» являются в большей степени детьми своего века, чем реаниматорами давно пройденных ступеней эволюции духа, реставраторами архаических эпох. Истинный смысл неоязыческих построений следует искать в болевых точках культуры нашего времени. Древние языческие верования лишь вдохновляют противников мировых религий в их поисках решения сугубо современных проблем. Поэтому «реставрируются» далеко не все, а только некоторые черты языческих воззрений и культов.

Кроме того, как отмечал немецкий философ Романо Гвардини в своей глубокой, по праву знаменитой книге «Конец Нового времени» (1950)[746], наш современник уже просто неспособен вернуться в языческое прошлое человечества, каким бы заманчивым ему это ни казалось. Ведь он – продукт христианской эпохи, времен свободного самоопределения личности; эта эпоха давно уже незримо вошла в его плоть и кровь. Поэтому Гвардини весьма скептически смотрел на предпринимавшиеся в первой половине XX века попытки возрождения древней мифологии или же создания новой. «Разовьется новое язычество, – писал он, – но не такое, как первое…Нынешний не-христианин часто думает, что может просто вычеркнуть христианство и пуститься на поиски нового религиозного пути, отправляясь от античности. Но тут он ошибается. Историю нельзя повернуть вспять. Как форма существования античность окончательно ушла в прошлое. Сегодняшний человек становится язычником совсем в другом смысле, чем был им человек дохристианской веры»[747].

Разделяя в общем мысль Гвардини о необратимости исторического потока, необратимости культурного времени, мы вовсе не хотим при этом сказать, что всякая попытка изучения языческого прошлого и даже воссоздания некоторых его культурных форм в современную эпоху есть нечто абсурдное, заранее обреченное на провал. У современных людей, тем более у деятелей культуры, никогда не угаснет, не отомрет интерес к языческому прошлому своих народов. Согласно закону преемственности, лежащему в основе человеческой культуры, люди всегда будут вновь и вновь возвращаться к своим истокам, своим корням, уходящим в языческое прошлое, и открывать в нем «зерна», способные к дальнейшему развитию, черпать вдохновение для новых творческих устремлений. Но эти естественные, вполне правомерные формы обращения к языческому прошлому не имеют, на наш взгляд, ничего общего с неоязычеством. В них нет