Красная армия была готова начать наступление на Чонгарском полуострове. Но их авангардные части, двигавшиеся по Арабатской стрелке, уже были остановлены флотилией белых. Несмотря на плохую работу штаба и связи, удивительно, что Фрунзе не сумел синхронизировать наступление на Чонгарском полуострове со штурмом Перекопа — такая операция распылила бы резервы Русской армии. Фактически атака 4-й армии началась только в полночь 10–11 ноября. Задержка на Чонгаре позволила белым сосредоточить усилия на защите Ишуньских позиций.

Когда началось наступление Красной армии, Врангель находился далеко от фронта. Он был не только главнокомандующим армией, но и политическим лидером, носившим титул «правителя Юга России», и его штаб-квартира располагалась в Севастополе. На последнем этапе Гражданской войны он передал оперативное командование Русской армией генерал-лейтенанту Кутепову. Вечером 8 ноября, через сутки поле начала сражения, Врангель созвал заседание правительства Крыма. Начальник штаба его армии генерал-лейтенант Павел Николаевич Шатилов передал тревожные новости от Кутепова: позиции на Перекопе прорваны, войскам грозит окружение, и Кутепову пришлось отдать приказ отходить на вторую линию обороны, к Ишуню. Эти известия стали для всех полной неожиданностью. Похоже, присутствие духа покинуло даже неизменно спокойного Врангеля. В воспоминаниях он признавался, что у него не осталось сомнений: «мы накануне несчастья» и «рассчитывать на дальнейшее сопротивление войск уже нельзя». Находясь на расстоянии 200 километров от линии фронта, Врангель понял, что «предел сопротивляемости армии уже превзойден и что никакие укрепления врага уже не остановят». Он был хорошим солдатом и быстро взял себя руки. Врангель решил «ехать на фронт, дабы на месте отдать себе отчет в обстановке»[1136]. Он выехал из Севастополя 9 ноября в 3 часа утра.

Пока бронепоезд Врангеля медленно двигался на север по изношенной железнодорожной ветке, события на фронте продолжали развиваться. Непосредственной причины для паники у Русской армии не было: главные оборонительные позиции на Перекопе пришлось оставить, но еще не все было потеряно. 9 ноября Фрунзе продвигал свои войска к Ишуньским озерам, а затем остановился. Врангель добрался не до самого фронта, а до узловой железнодорожной станции Джанкой. Там, во второй половине дня 9 ноября, Кутепов доложил ему о сложившейся ситуации. Он объяснил, что «дух войск был значительно подорван. Лучшие старшие начальники выбыли из строя, и рассчитывать на удачу было трудно». Атака на Ишуньские позиции еще не начиналась, но Врангель понимал, что их прорыв — лишь вопрос времени. Двое командующих согласились, что необходимо удерживать позиции «по крайней мере пять-шесть дней», чтобы выиграть время и завершить подготовку к эвакуации из Крыма. Врангель в воспоминаниях так описывает положение: «Гроза надвигалась, наша участь висела на волоске, необходимо было напряжение всех душевных и умственных сил»[1137].

Одно из самых важных решений, принимаемых командиром в бою, связано с определением наилучшей позиции для самого себя, с учетом своей задачи и роли. Врангель не поддался искушению присоединиться к Кутепову и вместе с ним на следующий день выехать на Ишуньские позиции, где его присутствие могло поднять боевой дух войск. Он мудро решил действовать по велению разума, а не сердца, понимая, что в его руках судьба всей армии. Врангель осознавал, что главное теперь — поддерживать порядок в Севастополе. В противном случае с надеждами на эвакуацию можно распрощаться. К сожалению, «войск там почти не было». Его конвой несколько дней назад был направлен в окрестности Ялты для окончательного разгрома «зеленых партизан» (анархистов) в горах южного побережья. Врангель вновь доказал свою способность действовать в условиях неудач. В этот раз он «приказал по телеграфу вызвать на вокзал в Симферополь к приходу моего поезда роту юнкеров», которые должны были тем же поездом проследовать в Севастополь. Этим простым маневром он создал в городе новые тыловые силы безопасности, которые затем усилились.

В 9 утра 10 ноября Врангель вернулся в Севастополь, и одновременно 51-я дивизия Блюхера, получившая пополнение, прорвала западный сектор оборонительных укреплений белых на Ишуне. На восточном фланге (со стороны Сиваша) 15-я и 52-я дивизии были отброшены с помощью решительных контратак — как и планировал Кутепов. Но Красная армия стойко сражалась и могла позволить себе потери, которых не выдержали бы войска Врангеля. Фрунзе бросил в бой свежие силы 2-й конной армии, чтобы отбить атаки казаков Кутепова. Чем больше сил Кутепов сосредоточивал на этом участке, тем меньше у него оставалось возможностей для маневра. Его тактические резервы быстро истощались, и в его распоряжении отсутствовала оперативная группа, готовая отразить еще один мощный удар. Более того, новый мощный удар Фрунзе был лишь вопросом времени.

Теперь перешла в наступление 4-я армия красных. На острие атаки была 30-я стрелковая дивизия. Командующий фронтом, понимая, что все решает время, 10 ноября сам приехал на командный пункт дивизии, чтобы наступление в этом секторе развивалось как можно стремительнее. Первый эшелон 30-й стрелковой дивизии состоял из 266-го стрелкового полка, наступавшего на село Тюп-Джанкой (современное Предмостное), и 268-го полка справа от него, целью которого был Таганаш (в настоящее время Соленое Озеро). 266-й полк наступал от Чонгарского полуострова вдоль главной автомобильной дороги в Крым, а 268-й — вдоль железной дороги. В конце сражения за Северную Таврию белые успели разрушить и автомобильный, и железнодорожный мосты через Сиваш. К утру 11 ноября 268-й полк Красной армии прорвался в Крым, но ему удалось лишь с трудом зацепиться там. В отличие от него 266-й полк добился значительных успехов и захватил Тюп-Джанкой, отбросив 42-ю Донскую пехотную дивизию и немецких колонистов. Таким образом, создавались предпосылки для полного прорыва обороны белых и наступления на юг, на важный железнодорожный и транспортный узел — станцию Джанкой[1138]. День 11 ноября стал поворотным пунктом сражения. Фрунзе, предчувствуя успех, в приказе войскам призывал к еще одному, последнему усилию. «Солдаты Красной Армии! — писал он. — Наши доблестные части, прорвав укрепленные позиции врага, ворвались в Крым. Еще один удар, и от крымской белогвардейщины останутся только скверные воспоминания»[1139].

Тем временем в Севастополе Врангель при поддержке штаба и гражданской администрации весь день 10 ноября энергично готовился к неминуемой эвакуации. Необходимые приказы были изданы заранее. Теперь началось их исполнение — в том числе пополнение запасов угля и погрузка войск. Первоначальный план предполагал, что в Керчи на суда погрузятся 20 тысяч человек, в Феодосии — 13 тысяч, в Ялте — 10 тысяч, в Севастополе — 20 тысяч, в Евпатории — 4 тысячи; всего 67 тысяч. В действительности из пяти крымских портов было перемещено вдвое большее число людей. Несмотря на занятость масштабной операцией, Врангель находил время для политики, разъясняя необходимость эвакуации. Он «просил» у французского верховного комиссара графа Дамьена де Мартеля и представителей других иностранных миссий «оказания возможного содействия иностранными судами на случай необходимости для нас оставить Крым». Уже приняв решение об эвакуации, Врангель обратился к иностранной прессе. Яркими красками он описал, в каком тяжелом положении оказалась Русская армия: «…сражавшаяся не только за честь и свободу своей родины, но и за общее дело мировой культуры и цивилизации армия, только что остановившая занесенную над Европой кровавую руку московских палачей, оставленная всем миром, истекла кровью»[1140].