Во Франции, с другой стороны, главное внимание уделялось возрождению немецкого могущества. В июле 1948 года массовые протесты против «соглашения Жоржа Бидо[1180]» и создания западногерманского государства привели к падению правительства; премьер-министром стал Робер Шуман. Итальянские выборы 1948 года ослабили позиции коммунистов, отчасти из-за их связей со Сталиным, отчасти же вследствие прямой поддержки американцами христианских демократов. В Великобритании правительство лейбористов и консервативная оппозиция были озабочены сохранением былой имперской власти; в одном из лейбористских документов утверждалось, что «сохранение статуса мировой державы для Великобритании… является предпосылкой проведения антисоциалистической внешней политики».[1181] Большую стратегию критиковали не только на межпартийных прениях, но и внутри обеих партий. Правящая Лейбористская партия, в частности, раскололась на тех, кто желал сближения с Москвой, и на сторонников сдерживания – впрочем, вторых становилось все больше. В 1947 году секретарь партии по международным делам Денис Хили опубликовал статью «Карты на стол», пламенный призыв «выглянуть за забор» и оказать реальное противодействие советскому «вторжению» в Восточную и Центральную Европу. А Бевин утверждал, что коммунизм следует не просто «отвергнуть по материальным соображениям», но и «отмести… как опровержение позитивной идеологии… гражданских прав и свобод».[1182] Британские социалисты могли поддерживать идеологическую равноудаленность от капитализма и коммунизма, однако не могли сохранять нейтралитет между свободой и диктатурой.

Развернувшаяся холодная война также определяла формирование европейских правительственных структур. В 1945 году англичане создали Объединенный комитет разведки для координации поступления стратегически важной информации на стол премьер-министра. Это был первый шаг в создании «тайного государства», призванного противодействовать советской подрывной деятельности и готовить Великобританию к худшему.[1183] Аналогичные структуры появились (или были воссозданы) во Франции. В обеих странах воинская повинность сохранилась и после окончания войны. Все эти события меркли, однако, по сравнению с теми, что происходили на противоположной стороне Атлантики. Политику сдерживания отчасти нивелировала программа внутренней мобилизации, которая предусматривала максимизацию американского могущества ради битв, ожидавших впереди. Федеральным законом о безопасности 1947 года был учрежден Совет национальной безопасности, в задачу которого входило консультировать президента по вопросам международных отношений и ситуации в мире в целом; вместе с Центральным разведывательным управлением, Объединенным комитетом начальников штабов и многими другими органами, которые работали независимо друг от друга, эту административную систему нередко уничижительно называли «государством национальной безопасности». Был одобрен проект закона о всеобщей воинской службе для молодых американских мужчин. Впервые в своей истории Соединенные Штаты переживали «милитаризацию мирного времени». Большое правительство,[1184] которое возникло в ходе реализации «Нового курса» и значительно расширилось в годы войны, продолжало действовать. Соединенные Штаты неуклонно превращались в европейское государство – не только с точки зрения геополитической ориентации, но и с позиций внутренней структуры и образа мышления власти.

Многие политики разочаровались в способности западных демократий эффективно сдерживать централизованные структуры Советского Союза. Денис Хили, например, предупреждал о «неоценимых преимуществах», которыми обладала Москва, игнорировавшая общественное мнение. Это обеспечивало Советскому Союзу «свободу проводить политику, основанную на научных расчетах и строго соответствующую меняющимся национальным интересам».[1185] Закон о национальной безопасности и создание Объединенного комитета разведки представляли собой попытки Вашингтона и Лондона так или иначе «компенсировать» это преимущество Москвы, но отсюда вовсе не следовало, что Соединенные Штаты или Великобритания намерены уподобиться противнику, с которым они сражались. В Америке, например, оставалась традиционно сильной неприязнь общественности и парламента к государству как таковому. Комитеты Конгресса строго контролировали государственные расходы, которые угрожали сильно урезать свободу исполнительной власти и сказаться на национальной безопасности в краткосрочной перспективе, но обещали сделать Соединенные Штаты надежным и могучим защитником своих ценностей и интересов общества в перспективе долгосрочной.[1186]

В предыдущие эпохи серьезные внешние вызовы стимулировали глубокие социальные перемены, необходимые для укрепления национальной стабильности. В начале холодной войны этого не происходило. Большинство западноевропейских государств было слишком озабочено проблемами восстановления экономики, чтобы задумываться о подготовке общества к следующей войне. В Соединенных Штатах, впрочем, нашлись те, кто утверждал, что вызов, брошенный Советским Союзом, требует свежего взгляда на положение афроамериканцев, особенно на юге, где они до сих пор подвергались унизительной дискриминации. Отчасти теми, кто выдвигал подобные идеи, руководил страх перед компартией, которая сможет использовать в своих целях «обиды» афроамериканцев; отчасти же ими двигало стремление сплотить все слои общества во имя предстоящей борьбы. Чернокожий американец Рой Уилкинс, исполнительный директор Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, заявил, что «выживание американской демократической системы в нынешнем глобальном конфликте идеологий зависит от силы, каковую она может обрести в умах, сердцах и душах всего народа». Уилкинс пояснял, что «негры жаждут перемен… не только ради того, чтобы сохранить и расширить свои права у себя дома, но и чтобы гарантировать свое участие в мировой борьбе против диктатур».[1187] Советы обычно использовали расовую дискриминацию для нападок на Соединенные Штаты, и это часто ставило американцев в неудобное положение в Германии, где чернокожие составляли свыше 10 процентов американских военнослужащих и где, как предполагалось, они должны были служить «послами демократии» против коммунизма и нацистской расовой ненависти.[1188] Сегрегированная армия, заметил сенатор Джейкоб Явитц, член Европейской комиссии при комитете по международным делам, изрядно мешает усилиям США в Германии «на этом главном фронте холодной войны».[1189] Освобождение американских негров, таким образом, оказывалось неразрывно связанным с борьбой за господство в Центральной Европе.