он облизал губы, – если главы государств решат избавиться от разведок, вы всегда устроитесь поваром, Каракаль… – она вскинула ухоженную бровь:

– Я запомню, хотя при нашей жизни это вряд ли случится. Значит, сеньор Рикардо Клемент познакомился с отцом Симоном Мендесом… – Коротышка кивнул:

– Именно так. Однако знакомство недавнее, он не поведет отца Симона в дом… – следуя указаниям Хареля, Иосиф не настаивал на таком развитии событий:

– Если он начнет добиваться приглашения, это может показаться подозрительным, – заметила Марта, – учитывая произошедшее в сельве Параны, мы не хотим, чтобы Эйхман и Менгеле бесследно исчезли… – изучив материалы наружного наблюдения, она заметила:

– Насчет Менгеле у вас точных сведений нет. Человек, за которым вы следите в городе, немного на него похож, но это ничего не значит. Менгеле врач, он мог сделать с десяток пластических операций, как фон Рабе… – Марта привезла в Буэнос-Айрес записи свидетельских показаний Шмуэля и кузена Авраама. Пролистав тетрадки, Коротышка скептически хмыкнул:

– Получается, что месье Маляр так и не пришел в себя. Мы понятия не имеем, как он попался в руки фон Рабе, если это вообще был фон Рабе… – Марта вздохнула:

– Отчего же не имеем? Либо фон Рабе, навещая ювелира, случайно наткнулся в лавке на Мишеля, либо Вебер с самого начала водил вас за нос… – Коротышка хлопнул по тетрадям:

– Не нас, а господ Вольского и Маляра. Вся инициатива, – он поморщился, – их частное предприятие… – взглянув на Марту, Харель буркнул:

– Не надо испепелять меня глазами, Каракаль. Я не в обиде на Шмуэля за ваш вызов. Операция серьезная, нам понадобится ваша голова, однако не просите меня похищать ювелира Вебера, вывозить его в Израиль… – он затянулся окурком сигары:

– Эйхман нам важнее, по крайней мере сейчас. Погоня за призрачным фон Рабе никаких результатов не дала… – Марта щелкнула зажигалкой:

– Если не считать гибели замечательного человека, героя войны, спасавшего евреев… – Коротышка выпустил в ее сторону клуб дыма:

– Мое государство и мой народ больше интересуют палачи евреев, Каракаль. Акция с Эйхманом дело огромной важности. Я не мог отправлять людей неизвестно куда на поиски неизвестно кого, следуя непроверенной информации. Находись вы здесь не с частным визитом, а выполняя поручения вашего правительства, вы бы поступили так же…

Марта не стала спорить. Она только заручилась обещанием Коротышки начать слежку за Ритбергом фон Теттау:

– В случае, если он вынырнет в Европе, – напомнила себе женщина, – на что в ближайшее время надежды мало. У него с десяток паспортов, и не только европейские или американские. Но даже с новым паспортом он не потеряет старых знакомств. Если Генрик опять поедет на частные концерты, пусть держит глаза и уши открытыми. Именно Макс, то есть Ритберг, распродавал ворованные картины. Наверняка, холсты у него были не последними… – Марте кое-что пришло в голову, однако она оборвала себя:

– Потом. Сейчас надо думать о поимке Эйхмана… – положив себе стейк, она присела к столу. Вилка Коротышки заколебалась над картой:

– Его обычный маршрут с работы домой. Автобус останавливается здесь… – зубцы вонзились в бумагу, – нашу машину мы припаркуем в этом закоулке, но в остальном там все, как на ладони, – Харель помрачнел, – от остановки до его коттеджа двести метров по пустынной дороге. Место не бойкое, людям там взяться неоткуда. Мы не сможем нагнать в точку захвата толпу оперативников. У меня и нет толпы, всего десяток человек… – Марта утвердительно сказала:

– На автобусах вы с ним не ездите по соображениям безопасности… – Коротышка согласился:

– Не ездим. Но надо, чтобы он, сойдя с автобуса, потерял бдительность, прекратил смотреть по сторонам… – Марта изящно отрезала кусочек стейка. Тонкие губы цвета спелой черешни улыбнулись: «Потеряет. Это я вам обещаю, господин Харель».

Серые корпуса фабрики Мерседес-Бенц возвышались за глухим забором, тянущимся вдоль окраинной улицы, с пышным названием, Авенида Либертадор. Магистраль шла сюда из центра города, минуя Ретиро и художественный музей. На полпути с авениды исчезали витрины дорогих магазинов, мраморные столики кафе под холщовыми маркизами. Улица становилась унылой, вдоль пыльной дороги виднелись длинные заводские корпуса. Шифер автобусных остановок гремел под океанским ветром, по выщербленному асфальту гуляли столбы мусора и окурков.

В рабочем кафе, напротив входа на фабрику, пахло сырым табаком. В углу призывно перемигивался огоньками американский игровой автомат, но безработные завсегдатаи заведения предпочитали перекидываться в карты. По длинному залу кафе разливался сладкий голоc сеньора Пресли, как называло певца местное радио. Засаленные карты шлепали по столам, над головами мужчин висел сигаретный дым.

Из большого окна, выходящего на главный вход фабрики, были отлично видны пока закрытые ворота для персонала и остановка автобуса, идущего в пригород столицы, Сан-Фернандо. Небольшого роста, хрупкая сеньора, попивала кофе, не сводя глаз с калитки, которой пользовались рабочие фабрики. От кафе до автобусной остановки было всего метров пятьдесят:

– Я и без бинокля все увижу, – заметила Марта, на обсуждении операции, – да и мне некуда его класть. Большая сумка у дамы может вызвать подозрения… – ее личный браунинг лежал в подкладке ридикюля:

– Но в ход я его пускать не собираюсь, – успокоила она собравшихся, – оружие я беру больше для надежности… – сунув руку в сумочку, она провела пальцем по золотой табличке на рукояти. Они понятия не имели, носит ли Эйхман при себе пистолет:

– Такое не исключено, – сказала Марта оперативникам Моссада, – мы не знаем, успел ли он получить новости с севера, от фон Рабе… – при упоминании Максимилиана Коротышка всякий раз недовольно крутил головой, – однако он знает, что за ним идет охота, он будет осторожен…

Одиннадцатое мая выпало пасмурным, туманным. Поднявшись с постели на безопасной квартире рядом с кафе «Гиппопотам», Марта оделась особенно тщательно. По приезду в столицу, она навестила парикмахерскую по соседству с театром «Колон»:

– Сюда ходила мама, – поняла она, сидя в кресле, – и брала меня с собой. Но меня никто не узнает, прошло двадцать лет… – мастера в салоне давно сменились. Марта покинула парикмахерскую с завитыми волосами цвета темного каштана:

– Такой оттенок старит меня, – почти весело сказала она Харелю, – но Эйхману шестой десяток. Он не будет смотреть на молоденьких девушек. Его заинтересует более зрелая дама, то есть я… надев скромное, хлопковое платье и такой же кардиган, Марта щедро намазала губы ярко-красной помадой:

– Платье до колена… – она повертелась перед мутным зеркалом в передней, – а ноги у меня красивые… – Харель беспокоился, что Эйхман узнает Марту:

– Он меня видел три раза в жизни, – вздохнула женщина, – в последний раз шестнадцать лет назад, в сорок четвертом году. Тем более, он, как и другие выжившие наци, наверняка, считает, что я погибла в конце войны, в Берлине…

Подвинув к себе чашку кофе, она взглянула на часы. Согласно данным наружного наблюдения, сеньор Рикардо Клемент, глава отдела на фабрике Мерседес-Бенц, покидал рабочее место в пять вечера:

– Он идет на автобусную остановку, не заглядывает в бары. Он семейный человек, то есть был таким. Старые привычки долго не исчезают… – жена Эйхмана умерла в прошлом году:

– Подружки у него нет, – подытожила Марта, – он живет один. В общем, незнакомка в автобусе придется как нельзя кстати… – щелкнув зажигалкой, она бросила взгляд в сторону музыкального автомата. Светловолосый юноша в черном свитере закрылся газетой. Иосиф Кардозо пришел, вернее приехал на операцию в снятом напрокат старом опеле:

– У него больше багажник, – объяснил юноша, – что для наших целей очень кстати… – машину он припарковал у входа. Марта еще раз сверилась с часами:

– Скоро пять. Автобус останавливается здесь в четверть шестого. Когда Клемент, то есть Эйхман, выйдет с фабрики, я должна сидеть в салоне… – опель Иосифа легко обгонял чадящий городской транспорт. Удостоверившись, что Эйхман сел на автобус, юноша должен был повести машину обратно в Сан-Фернандо:

– Чтобы сообщить тамошней группе о скором появлении гостя. Ребята хорошо подготовлены, у них все получится…

Аккуратно потушив окурок, Марта поднялась. Поймав взгляд Иосифа, она указала глазами на дверь. Мимолетно