Их тут, кабаков этих, было на каждом углу! Сразу видно город, живущий морем и рыбаками. Золотой город, что и говорить! Все для удобства! И кабаки в полушаговой доступности, и бордели! Мечнику пришлось даже Лукаса слегка пнуть — так и застыл студент перед одним, с вывеской «С корабля — на блядь!». И соответствующими рисунками по всему фронту здания — штормовое море, волны до небес, затем — бородатый и усатый моряк в одной полосатой фуфайке, с огромным елдаком, падающий, растопырив руки, с неба на «раскинувшую рогатку» мясистую бабенку. На следующей — некоторые детали процесса.

Потом изголодавшийся студент застрял у следующего, с менее вызывающим, но более многозначным названием «Раз — и на канифас!». И отреагировал уже не на пинок, а на лишь добротный подсрачник. Всполошился, заотнекивался.

Компания засела не в ближайшем — тот был плотно набит посетителями — куда там той бочке с сельдью! Пришлось пройти два десятка шагов, а потом еще немного…

* * *

— Ээ, бля! — раздался от входа рев, сделавший бы честь и могучему моржу, оскорбленному в лучших чувствах путем наступания ему на нежные места, — чо за нахуй⁈

— Похоже, сейчас будет драка… — меланхолично произнес Керф, оглянулся на мирно посапывающих, уронив тяжелые головы на залитый пивом стол, Братьев.

— А⁈ Где, что⁈ — высунулась, как из проруби, голова Лукаса, свалившегося с лавки, и уснувшего в ногах несокрушимого командира. — Где бляди⁈

— Спи, — хмыкнул мечник, и студент шумно свалился обратно.

Свара у двери постепенно нарастала. Ревела и рычала разноголосица, самое меньшее, из полудюжины участников. Слышались разнообразные оскорбления и обещания.

— Что за дела? — вернулся от стойки Флер, с подносом, уставленным кувшинами с пивом.

Керф неопределенно пожал плечами:

— Похоже, сюда хочет… — мечник дернулся за хлесткий звук удара, — или хотел, войти представитель местной власти. А, не, все-таки, еще хочет. Настырный какой! Не зарежут его тут?

Мечник уцапал кувшин с подноса, поставленного мастером гиен, протянул тому. Взялся за следующий.

— Ну…

— За настырность! — подсказал Флер, с опаской глядя на пиво.

— О! — отсалютовал Керф.

Мастер гиен принюхался, обреченно вздохнул и начал пить. Безухий внимательно смотрел, как дергается кадык на толстой шее. Хлоп, хлоп, хлоп… И нет кувшина!

Флер отставил пустую емкость, кинул в рот пару волоконцев местной сушеной рыбы — этакое истекающее пахучим жиром, располовиненное поленце, длиной в руку и толщиной как два судака. И мясо темно-красно-коричневое. Приятная штука!

— К нам кто-то идет, — сообщил упавший под стол, но не растерявший бдительности Лукас, — с мечом. Длинным.

— У меня тоже меч есть! — грозно набычился Керф, глядя на приближающуюся троицу. — Могу ему показать!

— Они трезвые, — продолжил каркать студент, выбираясь из-под стола. Выглядело странно и немного пугающе — конечности пьяного не особо слушались — этакий поломанный геккон, дерганый, будто кукла-марионетка в руках новичка.

— Вы — компания ' Отчаянные парни Пьера Эль Гуардобоске', под руководством капитана по мечу Керфа и мастера по перу Лукаса? Прибывшие сегодня днем из Груманта?

— Чо, бля? — переспросил Изморозь. Растер грязными ладонями лицо, потряс головой, — друг Керф, о чем? Какие «парни», какой «мастер Лукас»⁈ Ты что там в контракте накарябал, рожа⁈

Сержант городской стражи, светлобородый и желтоглазый — ну чистый мяур, в новенькой кольчуге, с добрым мечом на поясе, расшитым золотой нитью, скрестил руки на груди, замер в ожидании. За его спиной громко молчали два безмолвных подручных — у одного наливался краснотой будущий синяк, у второго на скуле красовался свежий порез.

Мечник повел мутным взглядом дальше — у входа толпились хмурые моряки, оглядывались на стражников, размахивали руками.

— Присаживайся, друг, чье имя нам неведомо! Мы — это мы, и ты нас нашел. Выпьем?

Сержант покосился на спутников.

— Сиятельный рыцарь Бурхард не любит ждать.

Керф повернулся к Лукасу, который вылез из-под стола и сел, подперев голову разъезжающимися руками.

— И снова рыцари, мастер Лукас, нет нам от них покою!

— Ага, — икнул студент. Руки разъехались, и он с размаху треснулся лбом. — Рыцари, блядь…

— Ты нас не осуждай, друг! Долгая дорога, трудный путь! Баб нет, пива нет! Многоуважаемому сиятельному рыцарю Бурхарду, надеюсь, хватит одного, самую малость выпившего капитана по мечу, для грядущего разговора?

Стражник глубоко вдохнул, медленно выдохнул, с легким шипением, словно пустынная змея, которой наступили на хвост, оттоптав погремушку. Посмотрел на безмятежно дрыхнущего Лукаса, на Флера, уставившегося на пустой кувшин мутным взором. Мельком глянул на Роша — бывший стражник смотрел перед собой, не видя ничего. Или видя что-то столь чудесное, что грех отвлекаться на окружающие мелочи…

— Хватит.

— Ну тогда, пошли!

Про унака, медведей и иркуйема

Один охотник по льду шел. Нерпу искал. Далеко от берега ушел — леса не видно, берега не видно, гор и тех не видно! Очень далеко ушел!

Тут ветер начался. А льдина тонкая, раз, оторвалась от берега. Унак к краю подошел — вода. Не перепрыгнуть, на берег не вернуться. В воду полезешь, в тебя милки влезут. Не полез.

Пошел по льдине. Шел, шел. Толстый лед начался. Унак из льда дом сделал, залез внутрь. Сидит, трубку курит, греется. Думает, как бы в деревню вернуться.

Тут раз, в дом медведь голову просунул. Унак сперва испугался, потом привык.

Медведь-то, не такой, как всегда. Шерсть — только на голове, а сам — голый!

Дай, говорит, охотник, мне кухлянку, тоже согреться хочу! Штаны себе оставь, и верхнюю оставь — из тюленя они. А вот нижнюю давай — из медведя она. Но грязная!

Оттого, говорит медведь, и нерпы ты не добыл! От кухлянки домом пахнет. Бабой пахнет. Костром пахнет. Нерпа пугается.

Медведь кухлянку в прорубь окунул, прополоскал. Надел, она и приросла.

Медведь унака поблагодарил, позвал в своей землянке пожить. Унак подумал и согласился — страшно с медведем спорить. А с таким неправильным — дважды страшнее. Голый, разговаривает — а вдруг родич, вдруг двоюродный брат по троюродному деду? А что? Бывает!

День живут, два живут. Тут медведя другой медведь на бой вызывает.

«Убьет он меня! Живым не оставит!», говорит медведь унаку.

Унак подумал, что и хорошо было бы, но только головой покивал.

Но повезло, живой вернулся. Подраный весь, побитый. Унак медведя вылечил, а тут еще один приходит. И тоже хозяина драться зовет. Смотрит унак на раны медведя, а они уже и заросли. Удивился.

— Много там тех медведей? — спрашивает охотник.

— Нет, — отвечает медведь, — мало! Я много других убил, мало нас осталось. Но этот сильный! Тоже много кого убил! Тоже знает, что только один остаться должен!

Унак и говорит:

— Сам ты не справишься, давай помогу, пока до смерти тебя не убили! Раз один остаться должен, пусть лучше ты это будешь!

Медведь головой покачал:

— Да, надо его, пожалуй, убить. Мне тогда спокойнее будет!

Унак сажу взял, на спине шерсть измазал — метка получилась.

Вышел медведь из землянки, с другим дерется. Унак посмотрел — слабый медведь, убьют. Увидел, на какой спине сажи нет, ударил копьем. Еще раз ударил. Убил чужого медведя.

Потом два раз из лука выстрелил. В своего. Которому кухлянку дарил. Одна стрела в глаз, вторая в ухо попала. Умер. Убил! Молнии сразу во все стороны, шторм начался. Унак испугался. Смотрит на себя, а он он сам медведем стал. Большим! Выше леса, выше гор.

Тут и понял унак, что он один остался, всех убил. Теперь он — последний медведь. Только не сказал ему предпоследний, что кто один останется — иркуйемом станет.

Глава 10

Время разговоров

Сиятельный рыцарь Кристоф Бурхард оказался очень похожим на рыцаря Мартина ди Бестиа. Только не того рыцаря, которому не везло всегда и везде. Нет! Другого!

Этот-то не бегал на коротком поводке у сиятельного мудака Скарлетти! Не терял компанию в наглом булдняке. Этого не предавали все, кому не лень…

Нет, старому человеку с костистым лицом, который сидел на высоком роскошном кресле — чем не трон, тут и золото, и рыбий зуб! — везло всегда! От рождения и каждый вздох! От его испитой рожи просто таки несло благополучием, удачей и успехом. Аж тошнило!

Тут сиятельный рыцарь повернулся, и Керф обрадованно