— Не знаю я его настоящего имени, никто не знает, — все же с нисхождением ответила Надя. — Его родители погибли еще в первый год от Черни. Это случилось за пару дней перед тем, как вас отправили на карантин. — Надя взглянула на Домкрата, осторожно вставляющего батареи в аккумулятор вездехода. — Ему тогда года четыре было, может и того меньше. На Прогрессе все мысленно на нем поставили крест — слишком уж он был с виду хилый и болезненным, да и глухонемой к тому же, какая польза от такого? Ему даже поэтому имени не давали, зачем имя без пяти минут покойнику? Вот он и стал вроде отщепенца на станции: то здесь украдет кусочек еды, то там выпросит глоток воды, ночевал у кого придется. Но, в итоге, он смог выжить и стал полезным для станции, начав помогать нашему механику, дяде Грише, когда ему было около семи лет. Именно дядя Гриша и дал ему прозвище Домкрат. Почему? Не знаю. Наш дядя Гриша хоть и был первоклассным механиком, но немного с придурью…

Йован почесал подбородок, задумался, а затем спросил:

— Так он чего же, четырехлетним ребенком имя свое не запомнил? Написал бы где-нибудь, если говорить не может.

Надя пожала плечами и села на упавший вдоль дороги столб, приложив к нему винтовку.

— Не мог он тогда писать, не умел.

— Ну щас же может, верно?

— Верно.

— Так чего не напишет сейчас?

— Вот пойди и спроси у него, — с раздражением ответила прогрессистка. — Мне то откуда знать, чего он своего имени не говорил? Мы с ним не родственники и толком на станции общих дел не имели.

Кое-что из услышанного не сложилось в голове Матвея, и он поинтересовался:

— Раз не имели, откуда тогда знаешь язык жестов?

Он заметил как Надя едва заметно дернулась. Ага! Стало быть, чего-то она не договаривает. Но прогрессистка поспешила прочистить горло и решительно ответила:

— Просто знаю и все.

— Просто знаешь язык жестов, вот как?

— Да, именно так, — твердо ответила Надя, взяла оружие и пошла сторожить периметр вокруг вездехода.

Тем временем Йован и Матвей обменялись многозначительным взглядом.

— Не нравится она мне, — поделился Матвей, вернувшись к изучению проявляющейся картинки синоптической карты. — Темная лошадка.

— Да брось, — отмахнулся Йован и сел на опрокинутый столб, где прежде сидела Надя.

— Вот только не говорим мне, что я не прав. — Он кивнул в сторону Нади, слегка пнувшей кусок отколотого бордюра в темноту. — Не люблю, когда от меня что-то скрывают.

— Да брось, Матюш, — тихонько ответил Йован и прочистил горло. — Прицепился к бабе из-за ерунды.

— Да не ерунда это, Йован, понимаешь? — Он перестал изучать данные с планшета и обернулся к спутнику. — Это ерундой может показаться только по началу, как неосторожно брошенное слово, а потом… раз! И вся это недосказанность прямо или косвенно влияет на нашу миссию. — Планшет пикнул, данные собрались полностью. Матвей обернулся и в пустоту пробормотал: — А нам это ни к чему, особенно сейчас, когда…

Он вовремя замолчал, хоть почти упомянул, что на кону, возможно, будущее всего человечества.

К счастью, Йован этого не услышал, или, быть может, только сделал вид, что не услышал. Он хлопнул себя по ляжкам, тяжело выдохнул и, встав на ноги, произнес:

— Могу я быть с тобой откровенным, старина?

Здоровяк положил руку ему на плечо.

— Ты просто ревнуешь Арину к ней, вот и докапываешься до нее на ровном месте.

— Чего?

— Да, да, и не утверждай обратное. Видел я еще на корабле, как ты поглядывал, как они с ней вместе болтали о чем-то. Ты уж прости, я за тобой не шпионил, но твою кислую и одновременно сердитую физиономию в ту минуту и слепой разглядел бы.

Матвей хотел было возразить, да не стал. Да и внимание то и дело отвлекала карта, которую, хочешь не хочешь, а нужно изучить для безопасности всех.

— Ладно, пойду я вздремну, глаза уже слипаются, — зевнул Йован и дружеских похлопал собирателя по спине. — Надо бы вытащить из этого исландца секрет того, как он так быстро засыпает. Ублюдок спит уже третий час мертвым сном! Даже остановка не разбудила.

Матвей остался один, но ненадолго. Через несколько минут к нему подошла Арина.

— Вот. — Она протянула ему собранный ей метеодатчик. — Должен работать.

— Отлично. Я как раз закончил со своим.

Матвей открепил со штатива свой метеодатчик и заменил его на Аринин.

— А разве нам для этого не нужна высота? — поинтересовалась девушка. — Как тогда, на крыше.

— Для первой проверки сойдет и такая, — пояснил Матвей и, закрепив датчик на штативе, стал подключать его к планшету.

— Матвей.

— А? — не отвлекаясь от настройки спросил собиратель.

— Что ты узнал?

— О чем ты?

— Пару часов назад, в вездеходе, за минуту до того, как Домкрат задремал за рулем… Вадим Георгиевич при разговоре с сержантом упомянул, что ты все равно бы что-то узнал. Что именно?

Эх, а он так надеялся избежать этого вопроса! Соврать? Нет, почует, еще и обидеться. Арина Крюгер больше всего на свете ненавидела, когда ей врали в лицо или недоговаривали. А уж нынешняя Арина Крюгер, должно быть, и вовсе лжи в свой адрес не потерпит.

— Я не могу сказать тебе всего, по крайне-мере пока.

— Почему?

— Потому что дал слово Вадиму Георгиевичу.

Арина недовольно поджала губы.

— Но одного я могу сказать тебе точно, — Матвей поспешил парировать тихий всплеск ее гнева, — мне понадобится твоя помощь.

— Снова вовремя схватить тебя за шарф, прежде чем ты грохнешься вниз?

— Можно и так сказать, — с улыбкой ответил Матвей, оценив ее шутку. — Когда мы войдем в город, мне нужна будет вся твоя прозорливость и ум, Арина Крюгер. — Он коснулся ее плеча. — Я могу на тебя в этом положиться?

Она слегка засмущалась, легкая улыбка блеснула на ее лице.

— Разумеется. — Она выдохнула. — Знать бы только, из-за чего весь сыр-бор.

— Скоро ты все узнаешь.

Она указала на планшет.

— Кажется, датчик заработал.

Оба они подошли к экрану и стали наблюдать помехи и строчки кода, выдающие ошибку.

— Попробую переподключить… — предложил Матвей.