Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что дальше? – спросила Людмила.
– Едем в ресторан, – предложил он.
– Я не голодна, – она едва заметно поморщилась.
– Заберем твой мобильный.
– Разумно. – В голосе ее было разочарование. Или ему просто померещилось?
– Езжай вперед, а я за тобой.
– Будешь прикрывать тылы?
– Буду за тобой присматривать.
Людмила больше ничего не сказала, молча подняла стекло, тронула машину с места.
Водила она лихо. На взгляд Харона, чересчур лихо. Наверное, стоит ей об этом сказать, как-то образумить. Вот только сначала ее придется догнать.
Гнаться за Людмилой пришлось до самого ресторана. Харону показалось, что она нарочно не дает себя обогнать – назло! Она за что-то на него обиделась. Он пока не мог понять, что сделал не так, но обиду ее чувствовал отчетливо. Почти так же отчетливо, как свою недавнюю тревогу. Рядом с Людмилой все его чувства делались острее и ярче. Некоторые из них даже причиняли неудобства. Харон к такому не привык.
В ресторане еще было полно посетителей, из распахнутых по случаю ночной прохлады окон лились звуки джазовой музыки. Сразу после открытия заведения клиенты требовали шансон и попсу, но Харон был непреклонен – только классика и джаз. А кому хочется шансона, тот может отправляться в ближайшую шашлычную.
Людмила выбралась из машины так быстро, что Харон не успел ей помочь.
– Что дальше? – задала она все тот же вопрос, на который он, как ни старался, все никак не мог дать правильный ответ.
– Давай выпьем. – Предложил он, жестом подзывая официанта.
– Мы за рулем. – Людмила посмотрела на него с изумлением, неужели думала, что он сядет пьяным за руль.
– Пить будешь только ты, – сказал Харон, осторожно беря ее под локоток и увлекая к дальнему столику на веранде. – Тебе нужно снять стресс.
– А ты? – Людмила не то чтобы упиралась, но шла с явной неохотой.
– А я буду минералку, – сказал Харон, помогая ей сесть за стол.
Вслед за официантом прибежал Семен Михайлович с телефоном Людмилы в одной руке и меню в другой. Харон отдал телефон Людмиле, сам сделал заказ. О том, что стоило бы поинтересоваться у дамы, чего она хочет, он подумал лишь тогда, когда Семен Михайлович удалился.
– Надеюсь, ты доверяешь моему вкусу? – спросил он.
– Я доверяю тебе, – сказала Людмила.
Ответ получился какой-то неоднозначный. Харон задумался. С доверием к миру у него были определенные трудности. Сам он давно привык обходиться без доверия и прочих социальных обязательств и никогда не требовал ничего подобного от других. С Людмилой все было несколько иначе. Харон еще не решил, плохо это или хорошо.
– Я купил тебе туфли, – сказал он первое, что пришло в голову.
– Какие туфли? – Людмила подняла на него удивленный взгляд.
– Взамен испорченных. Красивые. Надеюсь, ты доверяешь…
– Я доверяю, – не дала она ему договорить, – главное, чтобы размер подошел.
– Подойдет, – сказал Харон.
– Откуда такая уверенность?
– У меня хороший глазомер, а у тебя идеальная форма ступней.
– Идеальная? – впервые за все это время Людмила улыбнулась. – Это комплимент?
– Это констатация факта.
Вернулся Семен Михайлович с подносом в руках, решил, наверное, лично обслужить дорогих гостей. Работал он споро и четко, за что Харон его и ценил. Ровно через минуту они с Людмилой снова остались наедине.
– Оказывается, я голодная, – сказала Людмила. – Думала, после сегодняшнего на еду вообще смотреть не смогу. Крепкие у меня нервы, Харон. Что скажешь?
– Очень крепкие, – подтвердил он, наливая Людмиле вино. – Ты поразительно смелая женщина.
– Это констатация факта? – спросила она.
– Это комплимент, – сказал он.
Никогда и никому, ни одной женщине он не говорил комплементов. Он даже не знал, как их правильно говорить. С Людмилой получилось как-то само собой.
Какое-то время ели молча. Людмила углубилась в свои мысли. Харон не хотел ей мешать. Она немного расслабилась лишь на третьем бокале вина, взгляд ее сделался мягче и, кажется, игривее. Наверное, это было хорошо. Плохо было другое: расслабившись, Людмила захотела танцевать. Вот прямо тут – на уже почти опустевшей веранде, вот прямо под эту легкомысленную джазовую музыку, которую приятно слушать, но под которую невозможно двигаться.
Харон задумчиво посмотрел на Людмилу, не говоря ни слова, встал из-за стола.
– Ты куда? – спросила она чуть обиженно.
– Я сейчас, – сказал он. – Скоро вернусь.
Весь музыкальный репертуар ресторана он знал наизусть, он сам его подбирал и одобрял, поэтому нужную композицию искал недолго. Это было «Зимнее танго» Оскара Строка, одновременно прохладное и страстное, лед и пламя, как сказал бы Мирон.
Людмила сидела за столиком, подперев кулаком щеку. Харон остановился напротив, склонил голову, протянул руку.
– Что? – спросила она недоуменно.
– Ты хотела танцевать.
– Танго?..
– Чем плохо танго?
– Ой, Харон… – Ее щеки вдруг запылали. – Ты рискуешь.
– Я ничем не рискую, я люблю танго. – Он уже завладел ее рукой, помог встать из-за стола. – Тебе не нравится? – спросил запоздало.
– Мне нравится. Просто, я не умею танцевать танго. – Ее рука была горячая, пальцы нервно подрагивали в его ладони.
– Я поведу. Ты просто доверься мне.
– Я доверяю тебе. – Она улыбнулась, и он увлек ее на открытое пространство веранды под теплый свет уличных гирлянд.
…Она не умела танцевать танго, несколько раз она даже наступила ему на ногу.
– Просто доверься и слушай музыку, – шепнул он, и она доверилась.
Они кружились в волнах музыки. Сначала осторожно и чуть неловко, потом все смелее и смелее. Нет, не они кружились, а он, Харон, кружил Людмилу в танце, одновременно сдержанном и страстном, направлял и увлекал, раскручивал, точно юлу, и подхватывал, когда она была готова упасть. Ему нравилось это танго. Им обоим оно нравилось. И, кажется, не только им, потому что, когда стихли последние аккорды, раздались восторженные аплодисменты. Хлопали и гости, и высыпавший на веранду персонал. Семен Михайлович, умиленно улыбаясь, снимал их танго на телефон. Надо будет непременно попросить, чтобы он удалил запись. Харону не хотелось становиться звездой Ютуба. А пока он поступил так, как того требовала ситуация: поцеловал руку Людмиле, поклонился зрителям, и шепотом, чтобы слышала только она одна, сказал:
– Пора уезжать.
Людмила не сопротивлялась, когда Харон увлек ее не к столику, а к своему автомобилю. Кажется, ему удалось ее удивить. Не то чтобы он планировал нечто подобное. С Людмилой вообще все шло не по плану. Харону казалось, что ей и самой не захочется оставаться в ресторане, не захочется того внимания, которое привлек их танец. Харону вот не хотелось. Он никогда не жалел о сделанном и всегда тонко чувствовал ту тонкую грань, за которой волшебство превращается в рутину. Заканчивать нужно на пике волшебства.
Ехали молча. Харон следил за дорогой, Людмила о чем-то сосредоточенно думала. Она заговорила лишь тогда, когда принятое им решение стало очевидным:
– Куда мы едем, Харон?
– Ко мне. – Наверное, стоило бы посмотреть на нее, как-то по-особенному заглянуть в глаза, но он не привык отвлекаться во время движения. Да и зачем смотреть, если решение уже принято?
– К тебе. – Она не спрашивала, она принимала его решение. В голосе ее слышалась улыбка, и Харону все-таки захотелось на нее посмотреть.
Он сбавил скорость, съехал почти на обочину, повернул голову, а потом спросил:
– Ты мне доверяешь?
– Это зависит от того, что ты планируешь сделать. – Она смотрела на него внимательно и немного требовательно.
– Я планирую изменить свою жизнь, – сказал он очень серьезно.
– А мою? – спросила она.
– Если ты позволишь.
Больше он на нее не смотрел. И не потому, что ему было так уж необходимо следить за дорогой. Он не смотрел на Людмилу, потому что боялся услышать ответ. Общение с непредсказуемой женщиной могло привести к непредсказуемым последствиям. А он привык к порядку и предсказуемости.
– Всегда хотела посмотреть, как ты живешь, – сказала Людмила и положила ладонь ему на колено. – Всегда хотела посмотреть, какой ты.
– Надеюсь, я тебя не разочарую, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– Я в этом просто уверена! – Острые коготки впились в его бедро, не больно, но многообещающе. Харон вздохнул и еще немного сбавил скорость. Просто на всякий случай, от греха подальше.
Глава 10
Мирону удалось попасть на территорию усадьбы незамеченным. И не потому, что он был таким уж ловким и изворотливым, а потому, что на воротах не оказалось охранника.