уже много. Они всегда были короткими, из одной-двух строк. И всегда бредовыми. Как будто мне писал бот, решивший заняться поэзией.

тупой обрубок ночи пророс в горшке

иногда хаос осыпается на клавиши

стрекотание ветра маскирует другие касания

шелковый месяц слишком яркий щекотный сегодня свет

когда кончается пленка тишина становится уязвимой

я разговариваю не с тобой а с тем кто смотрит из-за спины

И тому подобное. Внезапно я вспомнила, что где-то на моём рабочем месте хранились распечатки коллекции сообщений, которую собрали «программисты». Вернувшись с той утомительной встречи в мансарде, я куда-то сунула листы без намерения когда-либо взяться за чтение.

Немного поискав, я обнаружила их в одном из ящиков своего офисного стола под кучей других бумаг, обёрткой от конфеты, недоеденной шоколадкой и пакетиком орехов «на черный день». Я полистала папку и минут через пять, изорвав её содержимое в клочки, выбросила в мусорную корзину — вся эта белиберда никак не могла помочь мне вернуть здоровый сон, не видеть кошмары и не бояться возвращаться в собственную квартиру.

13

Несколько дней Инна почти не писала мне: Бублик всё ещё был в городе. Я тоже молчала, чтобы ей не мешать. К концу рабочей недели она «вышла из сумрака», позвонила и сказала, что нам нужно обязательно и срочно встретиться. Конечно, я могу завтра вечером — ведь завтра пятница. Честно говоря, меня распирала гордость от того, что Инне не терпится рассказать мне про её «бубличные» приключения. Ведь это значит, что она мне доверяет, и мы настоящие близкие подруги! У меня тоже есть для неё история — о том, как ловко я сбежала от Алекса.

Но спустя два часа Инна перезвонила. Сказала, что там какая-то акция у авиакомпании, билеты в два раза дешевле, чем обычно. Что она не хочет лететь, но мама очень просила. Что это всего на пять дней… Что распродажные рейсы остались только на завтрашнее утро — остальное, видно, уже разобрали. И что пять дней ведь мигом пролетят…

На следующий день она прислала мне фото с банкой домашнего брусничного варенья: «Гостинец от мамы. Твоё любимое. Уже упаковала в рюкзак».

А через три дня, когда я была на работе — шла по коридору из туалета, мне позвонили со странного номера. Префикс был не местный, так что вряд ли это мог быть Алекс. Я с опаской взяла трубку.

— Да?

На несколько мгновений повисла потусторонняя разбухшая тишина. Далёкий, прерывистый и словно простуженный голос спросил:

— Стасюша, это ты?

— Да.

— Это мама Инны… Иннули, — опять разбухшая тишина. — Иннули… с нами больше нет, — голос стал дробиться на осколки: «Внезапно…», «Плохо…», «Я сказала прилечь…», «Нашла в постели…», «Сердечная недостаточность…»

Я пробовала переспросить, собрать осколки в целое, но ничего не получалось. Слова не появлялись. Звуки не произносились. Словно я оказалась в безвоздушном пространстве, или воздух внезапно потерял свою упругость, позволяющую распространяться звуковой волне. Голос как будто и не ждал от меня речи.

— Стасюша, я сейчас буду класть трубку, — сказал голос. Затем связь с тем миром, откуда была Инна, навсегда прервалась.

14

Я назвала его Паратире. Просто чтоб как-нибудь обозначить для удобства. «Паратире» — производное от слова «наблюдатель» по-гречески. По-моему, неплохое имечко.

Он присутствует и смотрит. Больше я ничего о нём не знаю. Может, он действительно просто наблюдатель: собирает информацию, чиркает в своём блокноте, доставая из нагрудного кармана обгрызенный карандаш. Путешественник по обитаемым мирам, бытописатель разнообразных форм живого. А может, он не просто наблюдает, а ещё и подкручивает какие-то невидимые для меня колёсики. Механик бытия…

Это была очередная ночь, когда я не могла уснуть. Мне постоянно казалось, что рядом кто-то есть. Чтобы как-то отвлечься, я полезла в телефон. «Работа над ошибками окончена неисправные утонули», — писал пользователь DELETED. Я уже настолько устала тревожиться, что это сообщение не напугало меня, а разозлило. Я села на кровати и заорала:

— Это мой дом! Мой! Убирайся прочь! Пошёл вон из моего дома!

Мне, конечно, никто не ответил. Но я не унималась — может быть, потому что уже пару недель плохо спала, и мой организм решил попробовать новую тактику: атаковать невидимого врага. За то, что произошло дальше, мне потом было стыдно. Хотя кроме Павла и Паратире этого никто не видел.

К тому моменту я уже укрепилась в предположении, что Паратире — что-то вроде домашнего духа. Теория моя основывалась на расхожем высказывании, что природа не терпит пустоты, и разрабатывалась преимущественно по ночам, когда я лежала в полусне-полубреду и одушевляла комнатную темноту. «Во всех пространствах кто-нибудь поселяется», — думала я. Даже в пустом углу невесть откуда появляется паук, и когда замечаешь его, он там уже обжился, наплёл из паутины целые дворцы и успел запастись впрок маринованной мухой, тоже неизвестно откуда влетевшей при закрытых-то окнах. В реке заводится русалка или какой-нибудь водяной, в доме — домовой, в бане — банник. Может быть, духов места и не существует, но истории о них — это как иносказательные напоминания о том, что если есть пустое, незанятое пространство, то рано или поздно оно станет обитаемым.

А теперь у нас есть и виртуальное пространство — столько пустого места, столько укромных углов…

Возможно, Паратире — это нечто, что завелось в моём виртуальном рабочем кабинете. Как домовой или паук.

А потом как-то увязалось за мной и проникло в обычную реальность… Почему бы и нет? Нормальная, по-моему, теория.

В виртуальном кабинете он может шуршать, шаркать, топать, ронять предметы, что-то нашёптывать. Иногда его присутствие бесшумно, я просто чувствую, что он находится у меня за спиной. Я бы сказала «стоит у меня за спиной», но я не могу утверждать, что у него есть ноги или лапы.

Существуют ли явные, безусловные признаки его присутствия в реальном мире, в моей квартире? Иногда я слышала какие-то посторонние звуки, но обычно это случалось, когда я уже дремала, и, возможно, это было частью сна.

В основном я просто что-то чувствовала. Тревожные вибрации. Едва уловимый сквозняк как будто от чьих-то перемещений по квартире.

Несколько раз на границе сна и яви мне что-то мерещилось, я вскакивала с кровати, поспешно включала ночник и долго, пристрастно прочёсывала взглядом комнату. В тот момент я готова была доказывать кому угодно, что увиденное мной существует на самом деле.

Но утром голова прояснялась, и ночь застилалась чем-то вроде лихорадочного тумана. Словно