Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стукала пушка вслед «юнкерсам», строчили пулеметы. Бежал с кормы пышноволосый человек, кричал, широко раскидывая руки:
— Не стреляйте, они в ответ бомбят. Не стреляйте!
За человеком гнался кривоногий моряк, тоже что-то кричал, но переорать паникера не мог – правильные слова и мат заглушал пулеметный треск.
Янис помянул курада, встал и шагнул наперерез крикуну. Того уже перехватил высокий командир, вместе удержали.
— Разбомбят! Разбомбят! Погибнем! Поднимите белый флаг, они не будут бомбить! – надрывался-бился человек. Глаза его были безумными, слепыми, галстук мотался, норовя отхлестать окружающих по лицам.
Янис прихватил несчастного за галстук.
— Верно! – одобрил запыхавшийся моряк-бегун. – А ну уймись, швабра горлопанная!
Но паникер, хотя и держали его уже в восемь рук, не унимался:
— Они на пушку, пушку бомбят…
Командир двинул дурака локтем в живот. Мигом стихло, даже пулеметы примолкли, только команды с мостика доносились.
— Куда его, жабу нервную? – спросил лейтенант-связист.
— На полубаке запрем, – сказал моряк. Лицо у него было злое, в крупных оспинах, мокрое от пота. Видимо, не с "Кара-Богаза" человек, тоже невольный пассажир, вот и знаков различия на кителе нет.
— В бак? – удивились специалисты сухопутной связи. – Задохнется же.
— Это отсек на носу судна, товарищи командиры, – объяснил Янис, подталкивая обмякшего крикуна.
Повели вместе с кривоногим лысым моряком. Паникер не сопротивлялся, пошатывался, а моряк удивлялся:
— Вот что у людей делается с нервами? С виду образованный человек и такая слабость характера. Я уже шесть лет на береговой службе, но не перестаю изумляться.
— Может контуженный? – предположил Янис. – В Таллине вон как обстреливали.
— Очень похоже. Что вовсе не оправдывает…
Вновь ударило встречающее «юнкерсы» орудие. Звон гильзы, оскаленные рты комендоров...
Второй заход… первая бомба за кормой, две левее… четвертая… прямое попадание в рубку…
…Яниса оглушило, хотя уши были заранее руками прикрыты. Дрогнула палуба, сыпались на нее обломки и части разорванных тел…
…Почти в безмолвии шел-шатался товарищ Выру назад, к остаткам надстройки, предусмотрительно отталкивал с дороги мечущихся, норовящих сшибить с ног, людей. Нет, курад свидетель – второй раз за борт мы сдуру не улетим…
…Убитые и раненые, прыгающие за борт живые, кровавые следы на палубе, горящая переборка, тушат, беззвучно кричат моряки… Янис подхватил край волочащегося брезента, вдвоем с матросом в дымящемся бушлате растянули, накрыли очаг огня. От левого крыла капитанского мостика ничего не осталось: исковерканная дыра в надстройке, торчат измятые края железа и горящие рейки…
Сбивали брезентом пламя снова и снова, обожглась босая пятка, хромал Янис, рычал русско-матерное, вокруг, задыхаясь, воевали люди с огнем…
Борьба за живучесть корабля – это когда корабль и люди за одну общую, единую-неделимую жизнь борются.
…Ушли «юнкерсы», клубился дым над "Кара-Богазом", но было понятно – не тонем. Пока не тонем, а это уже успех. Плавали вокруг судна десятки людей, но куда больше осталось на борту. Оттаскивали раненых, добивали упрямый огонь, уже работала помпа. Начал прорезаться слух у товарища Выру.
…— Надевай, братишка.
Галоши, старые, на размерчик больше чем нужно, с правого солидный кусок резины вырезан – явно на изготовление прокладки изъяли. Ничего, будем считать, что тапочек. Главное, его не утерять. Вряд ли на борту избыток запасных галош.
Шаркал Янис по палубе, обзавелся и рукавицами, разбирали завалы на рубке. Тела и куски тел относили на прожженный брезент, лежал там и тот высокий ловкий командир, что крикуна утихомирил. Судьба военная, она такая.
Ситуация на "Кара-Богазе" сложилась непростой. Пробоин корпуса судна не имелось, машина, в общем-то, в порядке, но мостик разрушен, капитан и старпом погибли, оба пулемета разбиты. И главное: утеряно управление судном – бомба практически в сам штурвал и попала. Транспорт дрейфовал в полной безнадежности, так очень многим людям казалось…
Нет, Янис о безнадежности теперь знал куда побольше. Вот когда море, глубина и тьма – вот тогда, да. Хотя и тогда, как показывает опыт, еще не безнадежность. Когда сдаешь – вот тогда полная и определенная безнадежность.
***
8:30. Поврежденный лидер «Минск» атакован пятью немецкими пикировщиками. Зенитным огнем «Минска» и сопровождающего его «Ленинграда» налет отражен, сбит один Ю-87.
9:06. Подрыв одновременно на нескольких минах парохода «Балхаш». Затонул. Точное число погибших неизвестно: от 2300 до 3800 человек.
9:10 Атакован крейсер «Киров». Атака пятерки Ю-88 отражена зенитным огнем.
9:25. Четверкой Ю-88 атакован эсминец «Свирепый», ведший на буксире подбитый «Гордый». Атака отражена зенитным огнем.
9:40. Атакован бомбами и пулеметным огнем теплоход «Иван Папанин». Два попадания, около 60 человек убитых и раненых. Транспорт продолжил движение[2].
9:50. Атакован теплоход «Вторая пятилетка». Два попадания во второй трюм. Судно, несмотря на пробоины ниже ватерлинии, продолжает борьбу за жизнь и движение. Затонуло у острова Родшер.
10:00. Авиаудар по пароходу «Скрунда». Из сброшенных 45 бомб последняя поражает корму. Потеряно управление и ход. Пароход садится на мель у острова Мохни.
***
Порой на войне случаются ситуации безобразные и откровенно непростительные. Война и сама по себе жутко безобразна на физиономию, да и всё остальное, а когда люди – даже обученные и опытные – оказываются в непривычной для себя ситуации, то иногда впадают в панику уже коллективом. И вряд ли может быть что-то страшнее этого момента.
На "Кара-Богазе" уцелели две шлюпки, их уже спустили на воду, но пока командиры с пистолетами никого не подпускали к посадке. Шло общее совещание, довольно бестолковое и больше напоминавшее ор перепуганной толпы на вокзале времен Гражданской войны. Кричали и голосили враз, много и бестолково.
— К Гогланду пойдем, шлюпки возьмут людей, потом вернутся…
— Да где, где этот ваш Гогланд?!
— Нельзя паниковать, будем спокойно ждать помощи, нас непременно возьму на буксир.
— Кто тут паникует?! И где тот, вашу мать, буксир?!
— Товарищи, необходимо рассуждать логично…
Янис, да и многие другие пассажиры, в дискуссии не участвовал. Помог подняться на борт по штормтрапу нескольким людям, сообща вытащили молодую женщину – успела в воде скинуть платье, теперь судорожно плакала и задыхалась, вцепившись в пробковый пояс на груди – вообще жутковато смотреть.
Далее оставалось сесть на ворох обгорелых досок, слушать «вече» и смотреть на разбитую бомбой надстройку.
— Смотришь? – подошел давешний кривоногий отставной бегун, с ним трое матросов и военный капитан-связист.
— Смотрю, – признался Янис. –