милая, что ты творишь?» Она не ответила, но я поняла, что у нее с головой не все в порядке. Я сделала вид, что ничего не заметила, и не стала об этом говорить доктору Пелажио. Дома куда лучше, чем в больнице для умалишенных, поверь мне. Крыша едет – все, пропал человек. В последние недели она становилась все хуже и хуже, бедная Жанина. Té[29], сдается мне, в этом дневнике полным-полно всяких глупостей, память-то ее давно отчалила…

Джулия взволнованно хватает Люсьену за руку.

– Пожалуйста, расскажи о ее молодости. Феликс говорит, что воспоминания могут вернуть ей разум.

– Конечно, можно поговорить. У нас было столько хороших моментов! Я каждый день прихожу к моей Жанине. Она очень мужественная женщина. Честное слово, я тебе таких историй про нее могу рассказать!

Она протирает глаза и, взглянув на полуденное солнце, добавляет:

– Меня ждут в гостинице. Поговорим как-нибудь в другой раз. Можно я возьму? – Не дожидаясь ответа, Люсьена кладет фотографию в карман фартука и уходит, едва махнув рукой на прощание.

Моя Лили!

Я нашла в своих вещах продуктовые карточки. Сейчас кажется, что они похожи на марки. Помню день, когда запретили сладости, а потом маршал Петен объявил, что на каждого новорожденного положено по два килограмма драже. Видела бы ты, как я выпрашивала у мамы сестренку!

Мне тринадцать лет, и покупками занимаюсь я. Не хватает всего, а то немногое, что у нас есть, могут конфисковать. Как мой обруч, который забрали немцы, чтобы сделать вешалки. А я и сказать ничего не могла! Мы слишком напуганы, ходим мимо них по стеночке. И постоянно хочется есть. В дождливую погоду вся деревня выходит собирать улиток. Иногда приходится их есть три дня подряд!

Рано утром я иду занимать место в очереди. На площади встречаю подружек, мы болтаем, старушки вяжут, нам иногда перепадает четыре-пять франков за место в очереди за других. Мама пускает в ход все свое воображение, чтобы разнообразить наше меню. То майонез без яиц, то кофе без кофе… Иногда с фермы присылают мясо, яйца, овощи или муку. Мы делаем вид, что это посылки от любящих родственников, но немцы не зевают.

Зима, цветет мимоза. Я иду в мэрию за карточками, и в животе у меня урчит. Карточки требуют строгого учета, тем более нельзя их терять. У мамы есть толстый кошелек, и я туда складываю все цветные бумажки: карточки на одежду, табак, семена, вино, на школьные товары, была даже карточка на купальный костюм! Милая моя, нетрудно догадаться, что я берегла их как зеницу ока.

По дороге домой я встретила Люсьену. Бедняжке девять лет, но ей с трудом дашь семь. Она выживает благодаря щедрости соседей. Ее мать болеет, и малышка находит себе пропитание как может.

Люсьена, как обычно, гуляет с Жанно под мышкой. Он в ошейнике, который хозяйка ему смастерила из синей ленточки. Кролик ужасно милый, и Люсьена никогда с ним не расстается, даже в школе, боится, как бы не отняли. Кладет его в портфель и насыпает туда немного травы. Об этом знаю только я.

Сидя рядышком в переулке, мы разговариваем о войне, о мальчишках, которые дергают ее за волосы, и играем в кости. Я даю ей свой самокат. А сама сижу с закрытыми глазами, прижав к груди кролика, и слушаю, как самокат стучит по брусчатке. Просыпаюсь от глухого звука – мамин кошелек выпал у меня из передника. Жанно спрыгивает с моих коленей, шевелит носом. Земля подо мной усыпана цветными конфетти. Со сна я не отдаю себе отчет в размере трагедии: пока я спала, Жанно сгрыз половину карточек. Теперь мы сможем купить только немного хлеба и молока. Я рыдаю, но горю уже не поможешь.

Вечером я стою перед отцом, глядя в пол. Не смею посмотреть ему в глаза и пытаюсь найти какое-то оправдание. Он спрашивает: «Что это за животное?» Следы от зубов на карточках говорят сами за себя. Я что-то мямлю, отец злится и требует говорить громче.

– Это Люсьена виновата. Ее кролик все сгрыз.

Отец выслушивает меня молча. Кладет свою трубку на стол и выходит из комнаты. С улицы доносится крик, я узнаю голосок Люсьены, она рыдает взахлеб. Отец вернулся в дом, из кухни раздался глухой звук. С того дня мне в горло не лезет рагу из крольчатины.

27

Джулия, Феликс и Жанина идут по главной аллее маленького сент-амурского кладбища.

Небо серое, но на улице тепло. После Дня Всех Святых на кладбище осталось несколько увядших букетов[30]. Прогулка приятная, а вид на долину просто потрясающий. Джулия и Феликс читают эпитафии, восторгаясь своими находками.

– «Подумай обо мне и улыбнись». Красиво, правда? – говорит Джулия.

– А это, – хихикает Феликс. – «Моему мужу, умершему через год после свадьбы. От благодарной жены».

– Послушай вот это: «Важно не сколько лет было в жизни, а сколько жизни в них было». Здорово!

– Мадлене точно понравилось бы, – подмигивает Феликс.

Джулия окаменела, пораженная своей мыслью.

– А что она делает со всеми этими шапочками?

– Мадлена? Дарит. Постояльцам, персоналу, родственникам, соседям, родственникам соседей… Она вяжет чаще, чем идет снег…

– Она могла бы их продавать, только представь, – воодушевляется Джулия. – Клуб бабушек, которые вяжут шапочки с посланиями! О Мадлене заговорят!

Жанина показывает на могилу. Джулия останавливается и берет бабушку за руку. Феликс деликатно отходит. Джулия и Жанина стоят рядом и слушают, как на вершине сосны поет дрозд. На кладбище тихо. Внучка смотрит на бабушку. «Она выглядит такой хрупкой», – думает Джулия. В ней трудно узнать молодую женщину с фотографий. О чем она думает? О своем муже? Об уходящем времени? По каким лабиринтам блуждает ее колеблющийся разум? Джулия вспоминает слова Люсьены. Интересно, могила Поля тоже здесь? Почему бабушка никогда не рассказывала ей о своем кузене, которого любила, как брата?

Феликс возвращается, и Джулия тихо спрашивает его:

– Бабушка тебе говорила о Поле, своем кузене?

– Нет, насколько я помню. А что?

– Я нашла в ее вещах фотографию со стенографической надписью. Люсьена мне прочла ее, и…

– И что?

– И ничего. Не знаю. Мне кажется, бабушкины воспоминания не вяжутся с настоящим. Не знаю теперь, что и думать и о моем прадедушке, и о Люсьене. Жанина говорит о них с такой нежностью, а я никак не могу связать все воедино…

Джулия смотрит на бабушку, та по-прежнему молчит. Жаль, что нет с собой фотографии, можно было бы показать ее Жанине.

– Бабушка, расскажи о Поле.

Жанина с удивлением смотрит на нее.

– Кто такой Поль? Надеюсь, ты не о директоре. В саду посадили герань. Пришлось выставить детей за дверь, они бы испачкали весь дом.

Джулия смотрит на Феликса, тот грустно качает головой. Все трое медленно идут дальше. Жанина продолжает свой монолог:

– Вчера заходила Мирей. Я сказала, чтобы она следила за своей кошкой, мне они дома не нужны! Видела бы ты ее! Просто умора! – хихикает она.

Джулия и Феликс невольно улыбаются.

– Прямо сказать, она не семи пядей во лбу! Машину приходится чинить Анри – она, бедняжка, ничего в этом не понимает. Конечно, у нее нет образования, и она в этом не виновата, но я все-таки хочу приготовить лазанью. Джулия, ты любишь лазанью? Кстати, который час? Не хочу пропустить передачу Наги! А ты смотришь Наги? Вот уж точно красавец-мужчина!

Феликс подтверждает. Джулия насторожилась. Ее память откликнулась на что-то из этого словесного потока. Она силится, но не может поймать этот отклик. И вдруг вспоминает свой вчерашний разговор с Мадленой и Жизель. Четверо друзей смеются над старушкой с повадками мыши, магазин розыгрышей, фотография и… Мадлена сказала… Она сказала: «Мне не удалось получить образование». Что-то в этой фразе ее смущает, но что?

Список маленьких радостей жизни (продолжение)

Оказать услугу незнакомому человеку.

Дотронуться до рожек улитки.

Обмакнуть хлебную палочку в яйцо всмятку.

Увидеть, как всходят первые ирисы.

Свистеть, зажав травинку в кулаке.

Поделиться едой с голодным.

Бродить по галантерейной лавке.

Бросить монетку в копилку.

Кататься на качелях.

Хрустеть редиской.