сказать… Я знаю Виталия Тимуровича, как своего тренера. Мне посчастливилось быть его воспитанником. Это человек, который может зажечь и увлечь любого мальчишку, потому что в его собственном сердце горит негасимый огонь любви к отчизне и желание передать эту любовь подрастающим поколениям. Думаю, лучшего кандидата, чтобы возглавить наш военно-патриотический отряд не найти. Ещё не упомянул важную вещь. Виталий Тимурович имеет государственные награды за боевые заслуги.

— Ну что же, спасибо, Егор, — кивает Ефим, — за эту рекомендацию. Я впечатлён. Вы член партии, Виталий Тимурович?

— Так точно, — встаёт тот, — с пятьдесят седьмого года.

— Прекрасно. Очень хорошо. Что же вы, Алексей Алексеевич, такими кадрами разбрасываетесь?

— Ну, так сзать, — поднимается дородный майор, вытирая платочком пот со лба. — Специфика учебного заведения, так сзать… Командование, так сзать, исходит…

— Садись, садись, — машет на него Ефим. — Командование… А партком что, не имеет влияния на командование в училище связи? Ладно, вам не надо, а нам просто подарок. Ну что товарищи, если возражений нет, считаю вопрос с руководителем военно-патриотического объединения решённым. Виталий Тимурович, вот Светлана Васильевна, директор городского дворца пионеров. Завтра, пожалуйста, с самого утра идите к ней со всеми своими документами. И наградные листы, характеристики… Алексей Алексеевич, завтра к утру сделай характеристику и передай Светлане Васильевне. Успеете?

— Да, так сзать, что там делать-то, успеем.

— И давайте, подполковника ему дайте, что зажали-то?

— Так это ж, так сзать, не по партийной линии.

— Ну, а ты посодействуй. Разве не партия играет направляющую роль в вооружённых силах? Скажи, Захарьин лично просил. А вы, Светлана Васильевна, ставочку там подберите нашему герою получше, чтобы зарплата достойная была, посмотрите, какие надбавки и всё такое. Так, едем дальше. Через два дня вы, Виталий Тимурович, выступите на пленуме обкома, так что набросайте план выступления. Это вас Новицкая проконсультирует и Брагин поможет, он это умеет. Да вы и сам с педагогическим опытом всё это хорошо умеете. Дальше. Давайте, товарищи, предлагайте, чем можете помочь новой организации. ДОСААФ, Кирилл Евграфович, что по технике?

По итогам совещания мы получаем помещения для тренировок, для отработки военных навыков и для лекционно-просветительской деятельности во Дворце пионеров. ДОСААФ и военное училище, откуда Скачкова попёрли, предоставят недействующие образцы стрелкового оружия, швейка пошьёт обмундирование, а на первое время х/б предоставит училище.

И, самое главное, ПАТП-2 выделит старый, но вроде как исправный пазик и будет его обслуживать. Ого, вот это действительно круто!

— Виталий Тимурович, — оживляется Ефим, — права есть у вас?

— Так точно, — отвечает тот.

— Какая категория?

— Да у меня практически все есть, товарищ первый секретарь, автобус могу водить если что…

— Хвалю, майор, молодец!

В общем, мы получаем кучу ништяков и статус любимого дитя города, а то и области. На совещании присутствуют представители обкома партии и комсомола. Они появляются уже после нас, но смысл в том, что мы получаем легитимацию и можем начинать работать.

Нужно готовить планы, куда же без них, чтобы прямо с первого сентября принимать новых ребят. Все участники нашей «школьной секции» зачисляются автоматически. О том, что почти все они уже закончили школу, мы не распространяемся. Я и физрук утверждаемся в положении помощников Скачкова, на общественных, правда началах, без денег. Зато называть нас будут не просто помощниками, а комиссарами.

А в комнатах наших сидят комиссары

И девочек наших ведут в кабинет…

Словом, дело идёт и идёт быстро. Скачков выглядит немного ошарашенным, но после всего, что было сказано про него лично и про его задачи, а также после почтительного обращения со стороны корпулентного парторга училища, приободряется и рассеивает свою пенсионерскую меланхолию.

После совещания Ирина отзывает меня в сторону.

— Ну, так что, придёшь сегодня? — тихонько спрашивает она.

— Конечно, милая, — улыбаюсь я. — Меня дважды приглашать не надо.

— Смотри, а то я все дела отменила…

Да смотрю я, смотрю… Надо только успеть хоть немного отдохнуть до вечера, а то дон Жуан будет не в ударе и опозорится.

* * *

— Мам, — говорю я, когда она приходит с работы. — Мне предложили путёвку в профилакторий, наш фабричный, как герою невидимого фронта. Программа реабилитации и всё такое.

— Какой ещё реабилитации? — хмурится она.

— Ну, восстановления после… — запинаюсь я, не желая произносить при ней слово «ранение».

— Ранения, — договаривает она. — Так, очень хорошо. С какого числа?

— Прямо с сегодняшнего.

— Так уже вечер, — удивляется она. — Они что по ночам работают?

— Там проживать надо. Я днём уже сходил, оформился. Просто тебя ждал, чтобы рассказать.

— Ну ладно, — кивает мама. — Оформился и молодец. Тебе жить-то там нет необходимости, будешь ходить на процедуры и всё.

— ЛФК рано очень, потом надо посмотреть, смогут ли они сделать физио, как мне надо, тоже утром, чтобы, если что, успеть в свою больницу ещё. Так что я лучше сегодня пойду.

— Ох, Егор, что-то ты темнишь, — качает она головой. — Ну иди, конечно, раз решил.

Я смотрю на часы. К Ирине ещё рано, а болтаться где-попало не хочется.

— Попозже пойду. Во-первых, дождусь папу, а во-вторых, чего мне там сейчас-то делать? Сегодня уже никаких процедур не будет. Приду так, чтобы сразу спать лечь, а завтра встать пораньше.

— Ну, смотри, — соглашается она, направляясь на кухню. — Я пошла ужин готовить.

Она идёт, а я, вместо того чтобы вылёживаться перед предстоящими головокружительными действиями, иду к телефону. На этот раз звонит Куренков.

— Здорово, товарищ комиссар, — смеётся он.

Надо же, уже всё знает. Демонстрирует мне свою вездесущесть. Если такой вездесущий, мог бы и с Корнеем разобраться.

— Я думал ты в постельке лежишь, а ты, я гляжу, сумасшедшую деятельность развернул.

— Хочешь жить, умей вертеться, — отвечаю я затасканной сентенцией, звучащей в этом времени, практически как одобрение мещанства и вещизма.

— Верно-верно, соглашается Роман. Надо с тобой встретиться, вопросики есть.

— Я тоже, Роман Александрович, хотел бы с вами пересечься. Может, завтра, если здоровье позволит.

— Ладно, не торопись, здоровье превыше всего. Ты мне вот что скажи, Новицкая уходит в ЦК или нет?

Блин, про Ирку мне с ним говорить не хочется…

— Да кто же знает заранее, — отвечаю я. — Неизвестно.

— Ладно-ладно, шифровальщик. Не хочешь, не отвечай. Я это вот к чему… Поговори с ней при случае, пожалуйста, про Вальку мою, а то она опять там хвостом крутит, Ирина в смысле… ну, ты понимаешь, да?

— Роман Александрович, понимаю. Сделаю всё что в моих силах, но вы ещё и через партийных товарищей тему проработайте.

— Да я… уже, короче, но у тебя же особый авторитет, так что не откажи, мил человек.

— Само собой, поговорю. Я вот тоже хочу вас попросить кое о чём.

— О чём? — чуть напрягается он.

— О том парне из Улан-Уде, или откуда он там, на «с» фамилия начинается. Помните, он к нам как-то на территорию заявился, в Плотниково, вроде как с проверкой какой-то.

— О Самойлове что ли? А что с ним?

— Да вот, — вздыхаю я, — вопрос мне покоя не даёт, откуда он информацию получил, кто его направил.

— Так Парашютист же, ныне покойный.

— А Парашютист как узнал? Вот что главное.

— Ну, Егор, ты и задачи ставишь… — задумчиво произносит Куренков. — Не знаю, как и подступиться. В тот раз я не мог такой вопрос задать, понимаешь, чтобы не засветиться… Ладно, попробую что-нибудь придумать, но тут обещать ничего не могу.

— Да я и не прошу, просто вдруг что-нибудь выяснится…

— Лады. Ну, ты ко мне заскакивай, когда будешь чувствовать себя нормально, хорошо?

— Обещаю…

На этом разговор заканчивается. Только кладу трубку и делаю два шага к дивану, телефон снова начинает звонить.

— Алло, — говорю я, вернувшись, но в ответ слышу лишь