— Мы не доиграли, Катюша, — прошептал мне на ухо, зажимая своими ручищами и покачиваясь, будто паук, удерживающий в своей паутине добычу, опутывающий ее сильнее с каждым движением. — В машину шагай.

Увесистый хлопок по ягодице вновь выбил почву из-под ног, и я покачнулась. Руслан, запрокинув голову, беззвучно заржал и пошел к своему «БМВ».

Нужно было срочно придумать, что мне делать. Чем дольше он рядом, тем сильнее его влияние.

Полина как победитель выбрала парк аттракционов, и машина плавно катилась вперед по гладкому шоссе, возвращая нас в город. Я была все в том же платье, бледная, как моль после укатки в газон. Смотреть на себя в зеркало не хотелось. Ничего хорошего там ждать не могло, поэтому я на ощупь пригладила спутанные волосы и вздохнула.

— Мам, смотри! Облако — как кролик! — вдохновенно лепетала малышка, сидя у меня на руках, и указывала в окно, даже не требуя какого-либо ответа. — А вооон то — на слона похоже.

Я только кивала, беспомощно борясь с сонливостью. В дороге мне все больше хотелось спать.

Бессонная ночь не прошла без следа, а ровная дорога и спокойная езда только усиливали эффект, и я задремала. Просто выключилась, повесив голову на грудь и расслабленными руками обнимая ребенка на коленях. Меня вело в глубокий сон, из темноты которого выбраться непросто, и темный туман расступался, показывая мне картинки. Цветные и яркие. Из прошлого, такого недалекого прошлого.

Там был Ренат.

Он сидел в своем кабинете и привычно для себя ладонью придерживал голову, внимательно смотря в экран ноутбука. Я подошла к нему тихо, боясь спугнуть и, ощутив запах знакомого и родного одеколона, порывисто обняла мужские плечи.

— Соскучилась?

Закивала, прогоняя набежавшие слезы и проглатывая колючий ком в горле, лишающий способности говорить.

— Не плачь, родная. Все не так плохо.

— Плохо, — шептала, утыкаясь носом в его висок и сползая к шее, ослабев от горя. — Мне плохо без тебя. Я не знаю, что делать…

— Не плачь.

Теплая сухая ладонь опустилась на мои волосы и погладила.

— Ты всегда была умницей. И сейчас справишься.

— Не могу, не справляюсь, — упрямо твердила я, обнимая его все крепче.

Все казалось таким шатким. Лишнее движение рукой, и образ исчезнет, оставляя меня в пустоте беспокойного сна.

Ренат гладил меня по волосам, шептал — не все то горе, что мне кажется, и просил не забывать о нем, чтобы имя не затерялось во времени среди тысяч таких же душ.

— Ренат, прости меня.

— Не за что извиняться, родная.

— Не уходи, — вцепилась пальцами в белую рубашку, вжимая в себя. — Не бросай меня!

— Я всегда буду рядом, — прошептал и позволил обнимать его еще несколько мгновений.

Молясь, чтобы время остановилось, я, падая на колени, кричала, ощутив, что обнимаю воздух. Его больше нет. Он ушел. И я не знаю, как жить на этом пепелище, испачкав пальцы сажей. Ничего нет, все рухнуло, и Ренат больше не вернется.

Дикое отчаянье захватило меня с головой, и я закричала. Отпуская свою душу, уставшую, покрытую множеством заплаток, которые Ренат несколько лет бережно прилаживал на фантомную плоть, заживляя раны от одиночества и безнадежности.

— Не плачь, — шепот заставил меня встрепенуться, озираясь в серой пропасти сна в поисках Рената. Его голос. Его! Ничей больше. — Не плачь, красивая. Совсем расклеилась.

Но Рената не было. Нигде. Я искала, ползала на стертых в кровь коленях, но он не появился, оставляя меня в полном одиночестве моих серых стен.

Словно закрылась крышка гроба, навсегда закрывая от меня свое содержимое. Перечеркнуто. Выжжено.

Я видела могилу Рената. С шикарным, как он и хотел, памятником. Устеленный десятками похоронных венков с прощальными лентами.

«Другу», «Брату», «Мужу».

Их так много, и все они со своей долей скорби. А я не могу ее поднять и сбросить вслед на опущенным в яму гробом, избавляя свой мир от горя.

Нет сил. Без Рената нет.

Открыв глаза, увидела обитый кожей потолок, чувствуя, как сидение подо мной вибрирует, медленно покачиваясь. В автомобильном окне солнце светило уже совсем ярко, склоняясь к закату, а рядом, воспользовавшись чужой курткой как подушкой, спала Полинка, поджав под себя ножки.

Она вся была увешана неоновыми браслетами, как новогодняя елка, а в кулачке сжимала ветровую вертушку с блестящими лепестками. На волосах лежала корона из длинных воздушных шариков, которая сползла и откатилась чуть назад.

Не понимая, где нахожусь, подняла голову, сразу же сталкиваясь с угрюмым взглядом Руслана в зеркале заднего вида. Он хмурился, мрачно сжимая челюсть, и желваки на его щеках могли в любой момент треснуть от напряжения.

Он молчал, одной рукой держась за руль, а другой держа сигарету, выставленную в окно. От встречного ветра она сгорала непривычно быстро, и Руслан сделал только две затяжки, выбрасывая окурок, резко дернув рукой.

— Выспалась? — все так же мрачно спросил он, вновь впиваясь взглядом через отражение зеркала.

— Нет. Как долго я спала?

— Четыре часа. Малая умоталась и уснула сразу же, как мы вышли из парка.

— Вы ходили вдвоем? — не сумев сдержать удивления, внимательно осмотрела ребенка, убеждаясь, что он цел, и судя по слабой улыбке, действительно счастлив.

— Ты спала. Я не стал тебя будить.

— Очень благородно.

— Забудь о благородстве. Просто ты на мертвяка была похожа, не хочу, чтоб меня с такой бабой видели.

Только хмыкнула.

Отличный способ избавиться от лишнего внимания. Запустить себя на некоторое время, отбивая интерес, и дело с концом!

— Ты отца звала, — он вновь подал голос, и я быстро отвела взгляд, вспоминая свой сон. — И плакала.

— Он мне снился.

И тишина.

Говорить не хотелось. Особенно с Русланом.

Он и так за последние дни вытрепал мне всю душу, а смерть Рената и вовсе сделала из меня бессильную тряпку, снимая всю защиту и адекватность. Слишком запутанно, и слов на объяснение просто не было.

Солнце уже расчерчивало горизонт, когда мы добрались до дома. Красное пламя играло на оконном стекле, впитываясь розовой краснотой в белоснежный сайдинг и загоняя в дом. Полчаса-час, и тьма накроет город, потихоньку погружая его в сон, а мне, как назло, спать больше не хотелось.

Душу скребли черные кошки. Хотелось остаться с собой наедине, запираясь один на один с закатом, и разваливать оставшиеся в целости стены крепости своего самообладания. Хотелось прорыдаться — навзрыд, надрывно. Но, подхватив спящую Полину на руки, я понесла ее в детскую, чтобы уложить уже до утра.