В общем, не пишет больше стихов поэт. Зато как теперь вся интеллигенция убивается. «Не усмотрели, — кричат, — не уберегли. А какие стихи писал лирические, как маму любил и яблонь белый дым. Осиротели мы, осиротели».

— Жалко поэта.

— Да уж, талантливый был парень. А всё водка с кокаином, да бабы. Это и тебе наука, парень. Не делай, как он.

— То есть не писать стихов? — уточнил Пиноккио.

— Свят-свят! О чём ты вообще говоришь? Если человек начал писать стихи — пиши пропало, ничего путного из него не выйдет.

— А что же с ним может приключиться?

— Он может стать поэтом и покатиться по наклонной. Конец известен — или умер, иди драматург!

— Неужто поэты и драматурги такие пропащие?

— Эх, ты, — пожалел Пиноккио Говорящий Сверчок, — совсем ты ещё маленький, ничего ты не понимаешь. Так вот знай, что в лучшем случае, поэты всякие и драматурги ещё в молодости на себя руки накладывают.

— Ох, — охнул Буратино, — а что же бывает в худшем случае?

— В худшем — психушка, если их успеют изловить психиатры, если врачам после этого удаётся их подлечить, то они становятся интеллигентами.

— А если не удаётся?

— То диссидентами.

— Ой, — Буратино даже от ужаса рот ладонью прикрыл, — какое слово страшное.

— И ругательное к тому же.

— А что же эти интеллигенты-диссиденты делают потом?

— Да ничего не делают, они становятся совестью нации. Если быть до конца честным, то отмечу, что вреда от них, в общем-то, никакого, хотя и пользы тоже. Пишут они себе всякие обличительные статейки и друг другу читают их, а потом ходят туда, сюда и возмущаются над несправедливостью жизни. Иногда они свои статейки печатают в газетах.

— И кто же их читает?

— А кто их галиматью читать будет, кроме них самих, рабочие что ли или крестьяне? Так им их статейки и даром не нужны. Крестьяне всё больше про курс доллара читают и прогноз погоды. А рабочие только про футбол, да кто кому в Думе морду набил. Единственно, кто читает их белиберду, — это тайная полиция, да и то из чувства долга. Читают и зевают от скуки.

— А почему же так плохо быть интеллигентом, раз они такие безобидные?

— Да не любит их никто, не знаю почему. Просто не любят, как, к примеру, тараканов, хотя они тоже безобидные.

— Я не люблю тараканов. Потому что они шуршат по ночам, а мне страшно, — заявил Буратино.

— Хе-хе, — засмеялся Говорящий Сверчок, — наверное, интеллигентов не любят потому, что они тоже шуршат и от их шуршания людям тоже страшно. Это, конечно, шутка. А вот власти не любят интеллигентов потому, что интеллигенты думают о себе, что они умные. Так что все вместе, народ и власть, их не любят. Я не знаю ни одного полицейского, который упустит возможность врезать интеллигенту-очкарику, если ему за это ничего не будет. А рабочий всегда толкнёт этого умника в сторону лужи или конской кучи. В общем, народ и власть в этом вопросе всегда солидарны. Редкое единодушие, так сказать.

— Грустная у них жизнь, — подвёл итог Пиноккио.

— И поделом, чтобы не корчили из себя совесть нации. И скажу я тебе по секрету, парень, что в интеллигенты идут одни неудачники. Если человек не может ничего добиться в жизни, он начинает эту жизнь критиковать. Знавал я одного писателя, отчаянный был диссидент, такой отчаянный, что режим вышвырнул его из страны. А когда сам режим накрылся медным тазом, этот литератор туда вернулся и стал кричать, какой режим был хороший, и даже партию основал в поддержку прошлого режима. А книжечки писал дрянь, хотя и очки носил.

— А раз в очках — значит интеллигент?

— Запомни, парень, даже многолетнее учение в разных учебных заведениях, наличие очков, знание нескольких языков и умение извлекать корни не сделает из стоящего человека интеллигента.

— Синьор Говорящий Сверчок, а что же в них такого плохого, в интеллигентах?

— Да ничего в них особо плохого нет, ну, трусливы они, ну, болтливы, а кто без греха? Лицемерны они, конечно, это факт. Но ведь и стоящие люди лицемерны. Вот ханжество в них развито непомерно, да не способны они ни на что. Но самый главный их недостаток — это слезливость и сердобольность, проистекающие из трусости. Из этой самой слезливости они сделали культ, а посему, из скромности, величают себя совестью нации. Ни больше, ни меньше, хотя нация их почему-то своей совестью не считает, а считает соплями.

— Наглые какие они, интеллигенты, прямо уж так и совесть нации, — возмутился Буратино.

— Да не наглые они, просто глупые. Самомнение у них, бедолаг, гипертрофированное, а с мозгами плохо. Образованность у них одна гуманитарная, а не мозги. Кстати, а чего мы о них разговорились? С чего начали?

— С поэта-кокаиниста, — напомнил Пиноккио.

— Точно, вот чёрт, вечно меня куда-то заносит. Вернёмся к нашей главной теме, к бизнесу. Итак, основным видом зарабатывания серьёзных денег является торговля. Так повелось за тысячелетия до Рождества Христова. Торговлей занимались греки, финикийцы, египтяне, и даже воинственные шумеры не гнушались небольшой торговлей в свободное от нескончаемых войн время. А войны, скажу я тебе, для них являлись национальным видом спорта. А до совершенства довели торговлю эллины. На месте передовых торговых постов по всему бассейну Средиземного моря они строили города, которые, благодаря торговле, и процветали. Впрочем, всё это уже история, так что перейдём к делу. На сегодняшний день в условиях нашего портового города наилучшим способом торговли является контрабанда.

— Неужели вы контрабандистов приравниваете к торговцам? — удивился Буратино. — Наверное, им это не понравилось бы? Они считают себя крутыми.

— Спеси, у них, конечно, много, но сути дела это не меняет — они коммерсанты, нравится им это или нет. Они привозят сюда товар из-за границы и продают его. Там купили, здесь продали. Кто они после этого?

— Коммерсанты, — засмеялся Буратино, — а мнят себя блатными.

— И не зря. Несмотря на то, что они торговцы, люди они, безусловно, авторитетные, так как из-за бешеной конкуренции в этом бизнесе выживают либо самые хитрые, либо самые отмороженные. Да и деньги в этом бизнесе обращаются немалые, и власти в нём участвуют. Так что этот бизнес не для тебя пока.

—