— Джульетта, да не лайся ты так, — ласково заискивала перед самогонщицей «безрогая скотина», — налей грамм сто, я и уйду. Неужто мне по заборам висеть удовольствие? А насчёт долга не беспокойся — отдам, я ведь всегда отдавал, ты же знаешь.

— Сначала старые долги отдай, а потом о ста граммах поговорим, — закончила разговор Джульетта.

Тут к ней подобрался другой страждущий. Он нёс в руках пиджак:

— Вот, Джульетта, возьми пиджак в залог.

— А у меня пугала в огороде нету, куда я твой пиджак приспособлю?

— Какое ещё пугало, — обижался страдалец, — пиджак ещё новый совсем, только в позапрошлом годе купленный.

— Позапрошлом годе? — недоверчиво спросила Джульетта, беря пиджак и рассматривая его. — А рукав весь в блевотине.

— В какой ещё блевотине? — возмутился хозяин пиджака. — Это я случайно локоть в подливку поставил.

— Да? — не очень-то верила Джульетта. — Что-то твоя подливка на блевотину смахивает, да и воняет так же.

— Сама ты воняешь, — окончательно обиделся страдалец и тут же, спохватившись, добавил: — Ну, так что, берёшь?

— Ладно, — согласилась торговка, — дам тебе одну бутылку.

Как только сделка была совершена, на счастливого обладателя эликсира накинулись менее счастливые, они всячески заискивали перед ним, выклянчивая хотя бы глоток.

«Да, — самому себе сказал Буратино, — дело-то и впрямь прибыльное. Вон как люди по зелью убиваются. На всё за него готовы». Размышляя таким образом, наш герой подошёл к забору и произнёс со всей вежливостью, на которую был способен:

— Здравствуйте, досточтимая синьора Джульетта, вы сегодня прекрасно выглядите.

Эта фраза привела торговку в замешательство, ещё более её смутил тон. И обычно бойкая на язык тётка невнятно пробормотала:

— Ты это… не очень-то тут… А то ишь… умный больно.

— Вижу, торговля у вас идёт, — продолжал Пиноккио, с любопытством наблюдая трагический конец бутылки в грязных лапах и липких губах бедолаг.

— Ты чего здесь рыскаешь? — пришла в себя Джульетта и почувствовала какой-то подвох. — Чего выискиваешь? Вот сынов позову, они тебе боки намнут.

— Не думаю, синьора, что вы такая дура, вы — женщина умная. Деловая, а посему дальновидная, — продолжал льстить Пиноккио, — и поэтому, прежде чем сынов звать, вы, наверное, захотите меня выслушать. Я ведь пришёл сделать вам предложение.

— Ой! Предложение? Мне? Порядочной женщине? — синьора Джульетта засмеялась. — Хлипкий ты какой-то, предложения мне делать. Мне бы кого покрепче, чтобы в плечах пошире, — она мечтательно улыбнулась, — чтобы обхватил и аж дух перехватило.

Буратино вовсе не имел ничего такого в виду, но он был мальчиком сообразительным и, чувствуя, что задел женщину за живое, продолжал с долей разочарования:

— А жаль, синьора, вы такая аппетитная женщина.

Эти слова опять польстили торговке, тем более что такого ей никто в жизни не говорил. И, расчувствовавшись, она была уже готова согласиться с предложением мальчика, но, видя это, Пиноккио её опередил:

— Нет, так нет, забудем это. Тогда я предлагаю начать со мной бизнес.

— Какой ещё бизнес? — спросила Джульетта, и всё её романтическое настроение тут же улетучилось.

— Общее дело.

— Какое ещё дело?

— Дело простое, будем вместе производить выпивку, вместе её продавать, а денежки делить поровну, — объяснил Пиноккио.

— Какие ещё денежки мы будем делить поровну? — от лирических настроений Джульетты не осталось ни следа, её лицо стало каменным и холодным, в глазах мелькнула ненависть. — А, ну, иди отсюда, хулиган.

— Синьора, Джульетта, я берусь наладить серьёзное производство выпивки и организовать сбыт. Для этого я приглашаю вас в свои компаньоны, вы известный мастер своего дела, поэтому предлагаю вам пост главного технолога. У нас будет много денег. Что вы на это скажете? — Пиноккио улыбнулся, чувствуя лёгкую победу.

— Что скажу? — задумчиво произнесла Джульетта. — А я скажу я тебе вот что: мурло ты деревянное, паразит ты последний, скотина носатая, свинья и хулиган. Вот что я тебе скажу.

— Синьора, — удивился Буратино, — я же предлагаю вам серьёзное дело и приличные деньги, вы будете получать двадцать процентов прибыли. Это же выгодная сделка.

— Выгодная? — неожиданно миролюбиво переспросила Джульетта, и тут же, перегнувшись через забор, попыталась схватить Буратино за волосы. — Убью, морда носатая! — завизжала она, когда Пиноккио умудрился отскочить.

— Да что вы, в самом деле, так волнуетесь? Да что я вам такого обидного сказал? — искренне удивился Пиноккио.

— Подлец ты, ой, подлец, у бедной вдовы и сирот последний кусок хлеба отнять хочешь, ни стыда у тебя, ни совести.

— Да наоборот же, я вам…

— Серджо, Фернандо, — заорала Джульетта, — где вы, лоботрясы, лазите, когда вашу мать лишают дела всей жизни, а вас куска хлеба?

Не дожидаясь появления братьев, Буратино ушёл. Раздосадованный, он прошёл под любопытными взглядами опохмеляющихся забулдыг. Он был в недоумении: «Почему? Почему эта тупая баба отказалась? — спрашивал он сам себя. — Неужели она не видит всех перспектив нашего сотрудничества? Ну, чёрт с ней. Не боги горшки обжигают, научимся и сами, эка невидаль. Обойдёмся и без семейных секретов тётки Джульетты. Да и не нужны нам эти реликвии, уверен, что там кустарщина сплошная, а нам нужны новые технологии».

За этими мыслями он не заметил, как добрался до рынка, где его ожидали остальные члены банды, чтобы начать игру. И они её начали. После игры, не очень-то удачной по сравнению с предыдущим днём, мальчишки разбежались по домам, где Буратино сразу начал:

— Синьор Говорящий Сверчок, у меня ничего не вышло.

— А чего ты такой радостный? — спросил Говорящий Сверчок.

— Да не радостный я никакой, просто возбуждённый, — объяснил Пиноккио, усаживаясь на кровать, — даже злой. Так бы и врезал по её бестолковой тыкве палкой, чтобы бородавки поотваливались.

— Значит, Джульетта тебе отказала? — задумчиво произнесло насекомое.

— В бизнесе отказала, дура старая, зато глазки строила.

— Наверное, обзывалась по-всякому, — предположил Говорящий Сверчок.

— Это уж как водится.

— А говорила что-нибудь о вдовстве своём печальном?

— Говорила.

— А о деле всей жизни, а о куске хлеба, а о бедных сиротах?

— Ну, да, куда же без её сирот, — усмехнулся Буратино.

— А схему аппарата ты хоть срисовал?

— Какой