видать, все затянуто серой мглой с тех пор, как ты ушел от нас, дядя Лео. Но я стараюсь тут изо всех сил, напрягаюсь, как могу. Все, как обещала, ты же знаешь, пацанское слово – оно навсегда. И еще мы купили на остатки моих денег гигантскую улитку. Васек увидел ее в зоомагазине и вцепился мертвой хваткой. Я вообще-то хотела нам хомяка завести. Соседи нам отдали как раз старую птичью клетку, она вполне себе подходила. Но там была ракушка, почти как твоя, и малыш до слез захотел эту улитку. Короче, тут я должна признаться, что стащила у Мамзели немного денег, чтобы добавить, потому что улитка оказалась ужас какая дорогая. Мы назвали ее Моцарелла.

Барто мы с братом освоили, потом Чуковского, Маршака. Маленькие игрушки стали переползать в коробки под кровать – на окне им уже не хватало места. Я ела шоколад с кашей, поливала им фрукты, ела с мороженым, пока однажды меня не вырвало. С тех пор меня тошнит от одного запаха шоколада, больше не ем эту дрянь. До сих пор сводит зубы, и к горлу подкатывает, когда в «Пятерочке» вижу шоколадные яйца. Зато Васек потихоньку снова заговорил. Мать не могла нарадоваться, твердила – это все потому, что в садике добрая заведующая, она прониклась нашей ситуацией, и теперь с ребенком занимаются отдельно. Мамзель все еще верила в принцев на белых конях, Золушку и Деда Мороза. Но мне было наплевать, во что она там верила, в какие чудеса. Улучшение было явным, и, если бы не новый папа, никто и не вспомнил бы про спецшколу. Мамзель вечно мне все портила, все мои усилия вытащить нас из говна рассыпались, стоило ей томно закатить глаза. Такую адскую кривляку еще поискать надо.

Наступили летние каникулы, и Мамзель была в полной уверенности, что жизнь налаживается, а дети социально адаптированы. Я «лечила» про то, что прекрасно сдала все тесты, хотя, разумеется, переходные экзамены в десятый класс с грохотом провалила. Просто потому, что сто лет как забила на школу и давно там не появлялась. На самом деле всем было наплевать на меня, директриса спала и видела, чтобы меня выгнать, она лишь ждала подходящего случая. Только Ириша, актриса-русичка, немного парилась со мной, просила за меня директрису. Все бесполезно, и слава богу. Как бы мне ни нравилась Ириша, для меня со школой было покончено навсегда. Столько ненужного хлама стараются запихнуть тебе в голову на каждом предмете, что становится дурно. Хотя Ириша и правда клевая, и стихи она читала красиво, только ради нее я дальше мучиться не собиралась. Как сейчас помню: «Кукуруза – перекрестноопыляемое растение. Пыльца на каждом растении созревает на несколько дней раньше появления рылец из початков. Поэтому она может опылить цветки только тех растений, рыльца которых готовы к опылению». Блин, я три часа пыхтела над одним этим абзацем. Это же апокалипсис какой-то, а не текст, под него можно бить в барабаны и впадать в транс. Дядя Лео рассказывал, что так на Кубе аборигены делают, когда хотят полетать меж звезд. Так вот под эти долбаные рыльца я сразу засыпаю, ничего не могу с собой поделать. А такие рыльца на каждом предмете, кроме «литры» и русского. Ну, еще историк иногда жжет, когда ему самому тема нравится, а если нет, то и на истории те же рыльца, только сбоку. Я вот у Ирины как-то спросила, почему нельзя сделать так, чтобы было интересно читать и слушать, почему взрослые считают, что можно дуть нам в уши всякую ахинею, а мы должны молчать и запоминать ее. Но она ничего не смогла на это ответить, видимо, сама давно мучается тем же вопросом. Короче, выперли меня из гимназии под дробь рыльцевых барабанов. Директриса долго орала что-то об оказанном мне благодеянии и черной неблагодарности. О моем бездушии, о скользком пути наркотиков и проституции, на который я вступила. Я не понимала, из-за чего она так расстраивается. Потом тетка вроде как успокоилась и сказала, что отныне мое единственное призвание – мыть общественные туалеты. Я ответила, что теперь мне понятно, с чего начинать карьеру, чтобы дорасти до директора школы.

– Во-о-о-он, во-о-он отсюда! – захлебываясь слюной, кричала директриса, наседая на меня огромной грудью, на которой разместилась знаменитая на всю школу брошка – паук с прозрачным желтым брюхом. Когда «звезда шерифа» в виде этого уродства сияла у Марковны на груди – для школьников это был знак, что ведьма явно не в духе, и лучше с ней лишний раз не связываться.

– Сейчас сломаете орден об мой нос, и вас выгонят из паучиного общества. Останетесь без работы.

Я с интересом наблюдала, как она отчаянно борется с желанием дать мне по морде. Но за такие вещи сейчас можно в тюрьму залететь. Поэтому бедняга посинела, позеленела, но взяла себя в руки и опустилась наконец, тяжело дыша, на деревянную скамейку.

– Леночка, воды… скорее…

Мы с Паучихой возненавидели друг друга с первой минуты. И хотя директриса ненавидела всех детей без исключения, я была для нее особым, вопиющим случаем несовершеннолетней мерзости. Неблагодарная змея, пригретая на груди. Дело в том, что Лиля Марковна обожала бабло. Да так, наверное, как не любит его никто другой на свете – страстно и яростно. Баксы сияли у нее в глазах неоновым светом. Родители несли и несли ей взятки. Кто-то – чтобы запихнуть малышей в первый класс, другие – чтобы не выгнали за неуспеваемость, третьи – чтобы простили плохое поведение. Деньги, цветы, подарки отгружались в директорском кабинете тоннами. Я слышала, как один раз она говорила секретарше:

– Леночка, что делать? Несут и несут. Если бы все брала, уже дачу на Тенерифе бы построила. Но ведь, дорогая моя, сколько подлецов стало кругом, сколько сволочей! Время другое, не то что раньше. По лезвию хожу, чтобы их детей в хорошее заведение пристроить, а благодарности ни грамма. Ведь теперь как? Кругом новые технологии, чуть что не так, на камеру запишут и выложат в интернет. А там и прокуратора сразу примчится. Кстати, один папаша недавно предлагал участок в области, он там чиновник какой-то, распределяет землю. Не знаю, что ему ответить. А вдруг провокация? Страшно жить стало, просто страшно жить, Леночка! Налей-ка мне кофейку, душа моя.

Я в это время сидела около открытой двери в коридоре, а из распахнутого рядом окна раздавались крики родителей, штурмующих школу. Полным ходом шла запись в первый класс.

– Товарищи родители, стойте! Вызывайте охрану! Отойдите от двери, я сказал! Сумасшедшая дура, скотина жирная! – слышалось из окна.