приоткрывается немного больше, чем следовало бы. Этот больной ублюдок облизывает губы, продолжая держать меня за горло и одновременно поднося кончик пальца к ложбинке между моими грудями.

Мои глаза обшаривают комнату. Мне нужно использовать все, что попадется под руку, даже если это мое собственное тело, которое сейчас отвлекает его. Слова на языке, как свинец, но мне нужно любое преимущество, которое я могу получить. Даже если это означает позволить ему думать, что он может прикоснуться ко мне.

Именно тогда мои глаза замечают пистолет на его правом бедре.

— Не переусердствуй, Джессика. Просто реагируй. Это все инстинкт. Направь свою силу из своего центра. У тебя это получится.

Слова Маверика проносятся в моей голове, придавая мне необходимую бодрость. Закрыв глаза, я вдыхаю через нос и медленно выдыхаю. Мое тело двигается в ту же секунду, как я открываю глаза.

— Двумя верхними костяшками пальцев больно им, двумя нижними костяшками больно тебе.

Мои руки все еще связаны стяжкой, но я все еще могу сжать их в кулаки. Этот парень все еще слишком занят, когда он проводит пальцем по выпуклости моей груди, становясь смелее в своих навязчивых движениях. Итак, удар моих кулаков прямо ему в живот застает его врасплох.

Он мгновенно наклоняется, и из него выбивает воздух, когда он убирает руки с моего тела. У меня не так много времени. Я знаю, что нет, но это нелегко, когда у меня связаны руки.

Так быстро, как только могу, я поднимаю руки и замахиваюсь правым локтем ему в лицо, прежде чем у него появляется шанс ответить. Удар рикошетом проходит по моим костям, когда он, кряхтя, натыкается спиной на стол.

Следуя его движению, я хватаю пистолет с его пояса, сильно дергая, когда его руки пытаются схватить меня. Но он замирает, когда чувствует, как дуло пистолета упирается ему в висок.

— Пожалуйста. Продолжай недооценивать меня. Испытай меня.

Отступая от него, я держу пистолет наготове у его виска, когда меня охватывает оцепенение, какого я никогда раньше не чувствовала. Его руки медленно поднимаются в воздух, но я готова к любому резкому движению, убедившись, что внешний предохранитель снят.

Он выглядит шокированным тем, что я смогла вырваться из его хватки, но кровь, текущая у него из носа, не остановит его.

— Двигайся, — кричу я, вдавливая дуло пистолета глубже в его череп, побуждая его двигаться к противоположной стороне маленькой комнаты от двери. Я чувствую себя крайне неловко, ведя себя подобным образом, но выживание — это все, что звучит у меня в ушах.

— Ты пожалеешь об этом, малышка, — рычит он, но понимает намек.

Я слышу, как по полу над нами стучат шаги, а через открытую дверь доносятся крики. Что-то происходит, и, похоже, это всех здесь напугало. Я не хочу быть здесь и видеть, в какие неприятности они все вляпались. Я хочу домой, к Луне, к моим ребятам, даже к гребаным Тузам.

Фрэнки сказал, что я была инструментом торга для Маверика, но знает ли кто-нибудь вообще, что я пропала? Что меня забрали эти дикие гребаные животные? Я выбежала из того здания и запрыгнула на заднее сиденье внедорожника, не теряя ни минуты. Кто-нибудь пытался связаться со мной?

Встречаясь с ним взглядом, я делаю шаг назад, становясь по другую сторону кресла, на котором сидела несколько минут назад. Его темные глаза расширяются от ярости, ему не нравится быть тем, кто находится в более слабом положении. Его покровительственный тон выводит меня из себя, но я удивлена, что мои руки не дрожат под тяжестью пистолета.

— Как насчет того, чтобы ты отдала пистолет, и я провожу тебя до твоего маленького матраса, не трахая по прибытии, а?

От его слов у меня по спине пробегает холодок, но я придвигаюсь ближе к двери, отказываясь уступать ему.

— У тебя от этого встает, придурок? — Продолжаю я, не в силах остановить свой бессвязный рот, поскольку его слова даже не заставляют меня съежиться, как это было бы обычно. — Не можешь заставить, гребаных девчонок кончить?

Он насмехается надо мной, уперев руки в колени, и я вижу момент, когда он думает, что может одолеть меня, с оружием или без. Он делает шаг вперед, и мир темнеет вокруг меня. Я вижу только его лицо.

Пот выступил у него на лбу, выбившаяся прядь волос не на своем месте упала на лоб, а верхняя губа скривилась от отвращения. Я вижу все это.

Я крепче сжимаю металл в руках, и прежде чем он успевает сделать еще шаг, я сжимаю палец на спусковом крючке, нажимая без малейших колебаний.

Кажется, что в замедленной съемке пуля покидает ствол, пролетает по воздуху и пробивает кожу прямо у его сердца. Падая навзничь, он оседает в углу комнаты, а я наблюдаю, как его дыхание сбивается, а жизнь покидает его глаза. Кровь, которая мгновенно начинает скапливаться вокруг него, превращает все это в реальность.

Срань господня. Святое. Блять. Дерьмо.

Мне кажется, меня сейчас стошнит. Пистолет с грохотом падает на пол, когда я кладу руки на стол слева от себя, тяжело дыша, когда волна за волной тошнота накатывает на меня. Я только что убила человека.

— Ты должна делать все необходимое, чтобы выжить, Рыжая. Помни это.

Я даю себе минуту, чтобы погрузиться в воспоминания о словах Луны. Позволяя им вытащить меня из темноты, в которой я тону, прежде чем я соберусь с силами. Мне нужно двигаться. Глядя вниз на свои запястья, я поднимаю их над головой и точно так же, как показал мне Роман, опускаю их вниз, сильно и быстро, и мои руки освобождаются.

Я помню, как он сказал сначала затянуть стяжки, но эти ублюдки затянули их достаточно туго. Мои запястья ободраны, покраснели и порезаны, но я не чувствую никакой боли. По крайней мере, пока, и я знаю, что это адреналин течет по моим венам. Хваткой, которой этот ублюдок удерживал меня, причинила боль, сделало это еще более болезненным, чем обычно.

Глядя на свои ноги, я понимаю, что мне нужно сбросить немного ткани, чтобы мои движения не были ограничены. Это разбивает мне сердце, но я беру материал в руки и тяну, наблюдая, как отделяются блестки и звук рвущейся ткани наполняет мои уши.

Крики и движение этажом выше становятся громче, и я не могу терять времени. Схватив пистолет, лежащий у моих ног, я крадусь к двери, делая глубокий вдох, прежде чем выглянуть наружу.

Пусто. Ни души. Не может быть, чтобы мне так