Я слушал обратный отсчет по защищенной линии, к которой были подключены все участники. А в три ноль девять раздался взрыв. И шестерых из семерых налетчиков тут же повязали, даже стрелять не пришлось. О том, куда подевался седьмой, завязался разговор. А я оставался на посту, потому что такова была моя работа. Я всегда выполнял свою работу до конца – конечно, если на пути не попадалась женщина.

Через тридцать две минуты после взрыва решетка чуть приподнялась. Я наблюдал, скрытый тенью, и пока не вмешивался.

Я мог бы вызвать подкрепление, но тогда преступник наверняка успел бы уйти. Я мог прострелить ему икру или стопу, я мог бы его и убить, но очень уж это было мне не по душе. Поэтому я дождался, пока из-под земли высунулась рука и тут же защелкнул на ее запястье один браслет наручников, а второй мгновенным движением пристегнул к тяжелой металлической решетке. Потом я приставил ствол своего табельного пистолета к голове появившегося из-под решетки человека и сказал:

– Давай-ка сюда другую руку, и лучше бы, чтоб в ней ничего не было.

За этот арест я получил медаль «За особые заслуги» из рук самого шефа полиции. И ФБР вызывало меня к себе в офис, где начальник особого отдела пожал мне руку.

Однако все эти почести были забыты, когда Мэлкворт оказался в суде. Шестерых прочих судили вместе, но, поскольку Мэл был пойман один и достаточно далеко от места преступления, его адвокат Юджиния Поток сумела убедить присяжных рассмотреть его дело отдельно.

Прежде чем мне предстояло дать показания, прокурор побеседовал со мной, а также очень интересовался, не слышал ли я, чтобы обвиняемый признавался в сопричастности к преступлению. Прочие члены банды отказались дать показания друг против друга, и Мэл – тоже.

Я же не знал ничего кроме того, что видел своими глазами. Но еще раньше, с самого начала своей карьеры полицейского, я был убежден, что всегда буду придерживаться духа и буквы закона. Закон был моей скрижалью.

Мэлкворта оправдали, а меня перевели в ночной патруль на Стейтен-Айленде, где я и проработал следующие три года.

Время шло. Я успел побывать в тюрьме, посидеть в карцере, вылететь с работы. Неудивительно, что я совершенно забыл о Мэлкворте. И вдруг два года назад, когда я, как обычно, сидел в офисе, смотрел в окно и вспоминал заключение, раздался звонок.

– Мистер Оливер, – проговорила в интерком Тара Грэндсил, предшественница Эйжи.

– Да, Тара?

– К вам мистер Джонсон.

– Кто?

– Говорит, что хочет обсудить с вами одно дело.

Разумеется, я подумал, что мистер Джонсон – просто еще один потенциальный клиент. Я и не знал, что им окажется тот самый человек, которому я был обязан тремя годами вахты на Стейтен-Айленде.

– Пропустите его ко мне, – сказал я, засовывая в карман пистолет просто на всякий случай.

И когда Мэлкворт Фрост вошел в мой кабинет, я чуть не схватился за оружие. Но посетитель улыбнулся и протянул руки, показывая пустые ладони.

Я нажал на кнопку интеркома и произнес:

– Надо наменять мелочи.

– Хорошо, – ответила Тара. Это был наш с ней код, означавший, что ей надо уйти.

– Что ж, здравствуйте, мистер Оливер!

– Здравствуй, Мэлкворт Фрост.

– Зовите меня Мэлом, как все друзья.

– Я тебе не друг.

– Может, и так, – отозвался он. – Но я – ваш друг. Можно мне присесть?

Я обдумывал ответ чуть дольше, нежели это было прилично, но потом сказал:

– Конечно.

Он был одет в свободный серый костюм, который одновременно не стеснял движений и мог сойти за деловой.

– Чем могу быть вам полезен?

– Я только что ограбил троих ребят на улице Жюли, – сообщил он так, будто это был ответ на мой вопрос. – Это мое второе и последнее признание.

Костюм не соответствовал образу Мэла. Мой посетитель выглядел опасным – подтянутый, с ровным загаром и темными глазами, которые наверняка пленяли женщин. Руки у него были тяжелые и мускулистые.

– Ты что, купил смертельную таблетку и собираешься совершить суицид? – поинтересовался я.

– Один из подельников выстрелил мне в спину, когда мы проворачивали дело в банке, – проговорил Мэл. – Прямо вот сюда, за какую-то гнусную одну пятую от шестнадцати процентов, – он с отвращением покачал головой.

– И что, он теперь где-то в городе?

– Нет, – губы Мэлкворта Фроста изогнулись, и от этой ухмылки мне стало не по себе. – Когда дело было сделано, он стал встречаться с моей подружкой.

– Так может, дело было вовсе не в одной пятой от шестнадцати процентов?

Мэл улыбнулся, затем ухмыльнулся снова:

– Они должны были с нею встретиться в «Резном столе», это такое местечко в северном Чикаго. И вдруг его кто-то застрелил, попав прямо в глаз.

– Все это общеизвестно?

Вместо ответа он продолжал:

– Сначала полицейские спасли мне жизнь, а потом не сумели посадить за решетку. Деньги из того банка достали у меня из кармана! Но адвокат сумела доказать, что это не я их туда положил. У меня в кармане был нелегальный пистолет. Если бы это всплыло – одного этого факта хватило бы, чтобы упрятать меня на двенадцать лет. Но им пришлось об этом умолчать, иначе они сами бы попались на горячем.

Я обратил внимание, в какой позе сидит мой гость. Ноги его были широко раскинуты, а еще он подтянул незанятый стул и положил левую руку на его спинку. Правая лежала у него на колене. Создавалось полное ощущение, что он чувствует себя как дома, прямо-таки наслаждается жизнью, словно миллиардер.

Он выбрал точку где-то у меня над головой и уставился туда с явным оттенком превосходства или даже иронии.

– И что же из этого следует? – поинтересовался я, пока он окончательно здесь не обжился.

– Мне дали пять лет, и с первого же дня меня держали в изоляторе.

Должно быть, меня передернуло, потому что по лицу уголовника скользнула улыбка, и он едва заметно кивнул.

– Меня это почти сломило, – продолжал он. – Почти. Помню, как кричал днями напролет. А потом – плакал. Но однажды утром – то есть я думаю, что это было утро, потому что я тогда проснулся, – ко мне вернулось спокойствие духа, и я смог подумать о своей жизни. Я вспомнил в подробностях все – от средней школы до того, как попал в одиночку. И знаешь, что я обнаружил?

– Даже не догадываюсь.

– Что за все это время ты один обошелся со мной по-честному.

– С какого хрена? Я тебя арестовал за попытку ограбления банка.

– Ты мог подстрелить меня. Мог дать по башке крышкой от того люка. И как пить дать, ты мог на суде упомянуть, что я каким-то образом обмолвился об этом деле в банке. Поверь, я уж знаю, как взбеленилось твое начальство, когда ты этого не сделал и не стал лгать.