Будивой некоторое время прислушивался, а затем деловито сказал:

– Нужно закопать эту падаль, – и указал на тела поверженных бойников. – Поможешь?

– А то как же!

С ямой управились быстро. У кузнеца были поистине богатырская сила и выносливость. Но и Сокол внес свою лепту при рытье могилы – он ровненько подчистил ее стенки. Покончив с похоронами, Будивой несколько буднично сказал:

– А ты молодец. Выходит на то, что ты спас меня. Будешь великим воином. Но воин без меча – это простой пешец[32]. А ты ведь хочешь быть дружинником кнеза?

– Да!

– Тогда без меча тебе никак. Будет тебе меч. Обещаю!

Сокол не поверил своим ушам. Цены мечей ему были хорошо известны, но получить белое[33] оружие от самого Будивоя – это было что-то. Лучше клинков, чем те, которые выходили из рук кузнеца, невозможно было сыскать во всем Приднепровье. Сокол был настолько ошарашен, что даже не поблагодарил Будивоя.

Впрочем, тому благодарность и не была нужна. Кузнец торопливо оделся, – как обычно, с хмурым, недовольным видом – уже не обращая внимания на мальчика, и они покинули берег озера.

Сокол стряпал свою любимую кулагу. Дедко с утра пораньше ушел в лес искать какие-то особые корешки, которые входили в силу только осенью. Из них он готовил настойки, пользующиеся особым почетом у семейных мужчин. И, как обычно, насчет еды в жилище старого кобника было шаром покати.

Чтибор не считал нужным придавать большое значение такому столь низменному вопросу бытия. Сам он ел, как его любимые птички, – клевал по зернышку. Чтибор и Сокола приучил к воздержанию в еде.

Но молодой растущий организм требовал своего, и Сокол даже был рад, что дедко отсутствовал. Хорошо, что в их скромной обители всегда имелись ржаной солод и ржаная мука, ну а нарвать калины, чтобы сдобрить кулагу, не представляло никаких трудностей – только выйди за ворота; неподалеку от поселения находился целый калиновый гай.

Сокол еще с вечера развел солод кипятком, дал ему хорошо настояться, затем подсыпал в горшок вдвое большее количество ржаной муки, замесил тесто и дал ему немного остыть. После этого он заквасил тесто ржаной хлебной коркой и, когда оно к утру закисло, поставил кулагу в печь, которая еще хранила тепло – вечера уже были прохладными, и на ночь пришлось разжечь в печи огонь. Горшок с кулагой он плотно закрыл крышкой и обмазал ее края тестом.

Обычно кулагу дополнительно не сластили – прихваченная первыми морозцами калина и так была сладкой. Но Сокол не удержался и добавил в тесто немного меда.

Процесс приготовления лакомого блюда был довольно длительным, а мальчик здорово проголодался, поэтому в ожидании, пока кулага будет готова, он достал из своих охотничьих запасов кусочек вяленой оленины, вышел наружу, сел на толстый чурбан и принялся жевать тугое мясо, с интересом наблюдая за событиями в поселении.

Неподалеку от жилища Чтибора старенький подслеповатый Мезеня трудился над большим ковшом для кнеза (это Сокол уже успел выяснить). Материалом для ковша послужил дубовый кап с красивым рисунком. Ковш сильно смахивал на лодью русов – плоское дно и заостренный нос, напоминающий шею лебедя.

Мезеня был великим мастером. Его ковши и братины благодаря прочности капа имели стенки толщиной с ореховую скорлупу. Ковш для кнеза уже был покрыт тонкой красивой резьбой, и теперь Мезеня вставлял его в серебряную оправу, тихо постукивая крохотным молоточком: тюк-тюк, тик-тик…

Чуть поодаль находилась гончарная мастерская хромого Дичко. В свое время ему пришлось немало повоевать в дружине кнеза, но затем увечье приковало его к табурету, на котором он сиживал с раннего утра и до вечера. И как-то так получилось, что у Дичко оказались золотые руки, приспособленные к гончарному делу. Сначала он делал простые вещи: свистульки, солонки, канопки[34], плошки, но затем вошел во вкус, и спустя какое-то время его посуду стали брать нарасхват – уж больно она была красива.

Особенно хорошо выходили у него огромные корчаги[35], которые Дичко покрывал замысловатыми узорами. А уж кувшины и латки – маленькие сковородки с крышкой – любая хозяйка поселения считала за честь иметь в своем жилище. Дичко делал их с большой выдумкой, не похожие друг на друга, и каждое его новое изделие обычно становилось предметом длительных обсуждений. А ведь известно, что женщин хлебом не корми, но дай поболтать всласть.

Неожиданно раздался звонкий голос кузнечного молота, который нарушил тишину предобеденной поры; Сокол даже вздрогнул. Казалось, что кузница находилась совсем рядом, но это было не так. Чтобы сильно не беспокоить жителей поселения грохотом железа, Будивой построил свою мастерскую за пределами ограды. Но все равно, когда он входил в трудовой раж, его большой молот и маленькие молоточки могли громыхать сутки, не давая спать младенцам и старикам.

После памятного сражения с бойниками слава Сокола достигла небывалых вершин. Обычно немногословный, Будивой разговорился (наверное, после сильных переживаний) и преподнес схватку с изгоями как эпическое сражение, в котором Сокол сыграл едва не главную роль. Волхвы в один голос заявили, что отрок явно пользуется покровительством самого Перуна – покровителя воинов, и прочили ему большое будущее. Сверстники теперь ходили за ним, как привязанные, единогласно признав его своим вожаком.

Все это не очень нравилось Соколу. Неожиданно свалившаяся на него популярность тяготила мальчика, который привык держаться несколько в стороне от детских забав под влиянием Чтибора, тайно обучавшего внука разным колдовским премудростям, предполагавшим отрешенность от всего земного. Поэтому он старался почаще уходить в лес на ловы. Но сегодня Сокол остался дома, чтобы приготовить хоть какую-то еду. Дедко вернется голодным, а он ведь уже старенький, и ему нужны силы. На отварах травок долго не протянешь, это Сокол точно знал. Поэтому кроме кулаги он почистил несколько больших рыбин, чтобы поджарить их на сковородке по возвращению Чтибора.

Рыбу принес Бажен, рыбачивший с отцом на зорьке. Улов, как обычно, был богатым, и Бажен щедро поделился с другом.