Это была дородная дама лет пятидесяти, одетая в нечтосреднее между русским сарафаном и греческой туникой. Сей фасон еще не вышел измоды ни в Европе, ни в России и, похоже, пришелся по вкусу и в Индии — тем пачечто дама была светло-русая, светлоглазая, по-русски немножко курносенькая…словом, отнюдь не смуглая дочь Индии.

Заламывая пухлые руки, так что широкие рукава легкоймуслиновой рубахи ниспадали до самых плеч, она издавала пронзительные крики привсяком новом ударе, и новые потоки слез проливались на ее все еще свежее,румяное, полное и добродушное лицо, а крики сменялись слабым лепетом, в которомс трудом можно было разобрать:

— Петенька… Петенька, голубчик, помилосердствуй!

Она говорила по-русски, и Василий без труда понял, чторазбойник в красной рубахе и есть Петр Бушуев, а на балконе стоит та самая егосестра, которая не способна справиться с буйнонравной (небось вся в отца) ижестокосердной Варварой.

— Я полагаю, мистер Питер лишился рассудка, — негромкопроговорил Реджинальд. Голос его был совершенно спокоен, однако чуткий слухВасилия уловил отзвук нескрываемого удовольствия, которое испытывал его друг,видя своего конкурента бездумно пускающим на ветер немалое состояние.

Василий нахмурился. Он и сам был не прочь покуролесить.Скажем, на эту Масленую, когда вдруг ударила оттепель и горки сделалисьнепригодны для катания на санках, приказал в одночасье воздвигнуть во всемАверинцеве горы деревянные, а поскольку за скоростью постройки их не успели какнадо обстругать, велел смазывать скаты чухонским [11] маслом, чтоб скользилолучше.

По счастью, на другую ночь ударил мороз, и только этопомешало молодому барину извести не только свои и крестьянушек запасы масла, нои скупить его у всех соседей, а также разослать гонцов за сим скользкимпродуктом в свои прочие вотчины — хоть бы и на Нижегородчину, хоть бы и наУрал! Однако Василий, при всей разгульной безоглядности натуры, не терпелрусской ошалелой дури, которая вызывала кривенькие иноземные ухмылки, а потому,скрежетнув зубами в ответ на высокомерный Реджинальдов взгляд, рванулся вперед,неуловимым движением скользнул под визжащий, раскрученный для нового замахакнут и, счастливо избежав удара, вцепился в высоко занесенную ручищу Бушуева.

Эх ты!.. Василию показалось, будто он повис на чугуннойкувалде. Его повлекло вверх, ноги оторвались от земли. «А ведь во мне большешести футов росту! — мелькнула возмущенная мысль. — И весу пудов пять!»

Ништо… Чудилось, при всех этих достоинствах он будет сейчасотброшен, как жалкий котенок, однако ручища неохотно замерла в воздухе,косматая голова медленно повернулась на саженных плечах, и в лицо Василия снесказанным изумлением глянули яркие темно-серые глаза.

— Что за напасть? — ошеломленно пробормотал Бушуев,несколько приспуская «кувалду», так что Василий смог наконец утвердиться наземле обеими ногами и попытался ослабить хватку своих онемевших от усилийудержаться пальцев.

— Сгинь, пропади, сила нечистая! — продолжал выражать своеизумление Бушуев и вознамерился было перекреститься, однако сделать это правойрукой с зажатым в ней кнутом и полувытянутым человеком было затруднительно,поэтому он только возвел очи горе, как бы призывая господа на помощь, однакокраем глаза увидел стоящего невдалеке Реджинальда — и всплеснул ручищами:

— Мать честная! Какими судьбами, сударь?!

Кнут упал; Василий отлетел шагов на пять, однако удержалсяна ногах (все-таки не с коня на полном скаку падать!) и, по гусарскому обычаю,мгновенно принял ухарски-небрежный вид.

— А это еще кто? — повел бровью Бушуев и снова поворотился кРеджинальду с выражением радушия, такого же безоглядного, как и ярость,душившая его минуту назад. — Добро пожаловать, сэр!

Английский его был столь буен и грозен, что не всякий слухпродрался бы сквозь нагромождение не правильно выговоренных звуков, однакоРеджинальд и бровью не повел, а только любезно поинтересовался:

— Попалась бракованная партия товара, мистер Питер?

«Мистер Питер» растерянно огляделся, и на его взопревшемлице изобразился откровенный ужас при виде им же самим учиненного разбоя.Отерев рукавом лоб, он какое-то мгновение стоял недвижимо, потом вдругпередернул плечами, коротко хохотнул и как ни в чем не бывало поглядел наехидного англичанина:

— Да нет, не брак! Товар хороший, только… только лишнего явзял — боюсь, перегруз будет, как бы корабль не потонул!

Василий невольно засмеялся. Этот разбойник ему определеннонравился. И какова же хитрая шельма!

Ловко вывернулся!

Бушуев покосился на него и тихо, но смачно выругалсяпо-русски, не сомневаясь, что Реджинальд привел с собою соотечественника,который ни бельмеса не поймет. Василий, не дрогнув лицом, мгновенно перетряхнулсвой лексикон и ответил сложнейшим витиеватым многочленом с упоминаниемопределенных частей человеческого тела и перечислением некоторых действий,совершаемых обыкновенно в супружеской постели, а также нанизал ряднеудобосказуемых эпитетов, присовокупив достопочтенную мать всех Кузек насвете, — и снова захохотал, увидав, что круглое, даже, пожалуй, квадратное лицоБушуева вдруг от изумления уподобилось овалу.

— Земляк, что ли? — наконец-то выдавил хозяин, потом хлопнулВасилия по плечу:

— Чего я, дурень, спрашиваю?! Видно сокола по полету! — Изахохотал в свою очередь.

Отсмеявшись, он сгреб Васильеву руку своими лапищами,стиснул ее так, что тот подавился вздохом, а потом, задрав голову к балкончику,на котором олицетворением молчаливого изумления застыла женская фигура, зычнопровозгласил:

— Марея! Вели на стол накрывать! Вишь, гости у нас!

Наши, русские! Земляки! — И, увлекая за собою молодых людей,один из которых и не подозревал, что только что сменил национальность иподданство, Бушуев ввалился в широкие двери дома, даже не оглянувшись на ворохлоскутков, устилавших двор подобно весело раскрашенным сугробам.

— Нет, кашемир — это, я тебе скажу, самое лучшее!

От тысячи до пятнадцати тысяч рублей идет за штуку!