Змеечарователь, получив хлесткий удар стеком по голым ногам,заставивший его подскочить над землею на добрый фут, тоже мгновенно поумнел ивыразил намерение продемонстрировать боеготовность своей змеищи менее опаснымдля людей способом. Отпустив кобру на землю, он ловко наступил ей на хвост, такчто она на мгновение застыла, приподняв голову. Ловким движением схватил кобруодной рукой сзади за шею, а другой за тело неподалеку от хвоста и, широкорасставив руки, растянул извивающуюся змею, сколько хватило сил. На егопризывный клич подбежал полуголый мальчишка со стеклянной чашею в руках и с темвыражением лица, какое бывает у знающих себе цену подручных знаменитыхфокусников. Бокал поднесли к змеиной голове; немедленно последовал резкийбросок.

Нижние зубы кобры заскользили по стеклу, верхние нависли надкраем, и на дно бокала упало несколько капель смертоносного яда…

— Все без обмана! — восхищенно выкрикнул Василий. — Ах ты,сила нечистая!

Желая вознаградить змеечарователя за редкостное зрелище, онпривычно сунул руку в карман, который отродясь не был пустым, да вспомнил своиобстоятельства — и воззрился на Реджинальда. Лицо его при этом сделалосьсовершенно мальчишеским, и чудилось, что он просит старшего брата купить себевожделенный леденец.

Чумазые физиономии чарователя змей и его «ассистента»мгновенно отразили это же выражение, и Реджинальд понял, что деваться некуда.Впрочем, ему все труднее было удерживать маску надменного равнодушия, ибопредставление захватило и его тоже. Поэтому он сунул «колдуну» целую рупию, чемповерг того в настоящий столбняк, а затем протянул руку к волшебному камушку ипровозгласил, что покупает это — для своего русского друга!

Однако подвижное лицо змеечарователя вмиг поблекло и принялосамое унылое выражение.

— Что такое? — круто заломил бровь Реджинальд, почуявшийнеладное.

Василий уставился на индуса с тревогой. И предчувствие необмануло его.

— Сагибы, высокочтимые сагибы, — забубнил змеечарователь, —простите несчастного! И своей жизни, и жизни своего сына я не пожалел бы, чтобывыполнить ваше желание (Реджинальд удовлетворенно кивнул при сих словах),однако пусть пожрет меня черная Кали, если я в силах потворствовать вашей воле!

— Клянусь, она тебя непременно пожрет, если ты сию же минутуне объяснишься! — с ужасающим хладнокровием процедил Реджинальд, измеечарователь обреченно закатил глаза: мол, чему быть, того не миновать.

— Извольте выслушать, о сагибы! — сказал он задушевно. — Мойталисман — поистине волшебный. Он спасает не только от змеиных укусов. Ежеликого-то цапнет бешеная собака, стоит только положить камень в стакан с водой иоставить на ночь, а на другой день дать больному выпить эту воду, как онвыздоровеет…

Но мой талисман очень боязлив. Его надобно держатьнепременно в сухом месте, следует остерегаться оставлять его поблизости отмертвого тела, беречь от солнечного и лунного затмения — иначе он потеряетсилу.

— Камень! — нетерпеливо сказал Реджинальд, протягивая руку,однако индус спрятал сжатый кулак за спину и печально покачал головой:

— В руках белого сагиба камень станет совершеннобесполезным.

— То есть как?! — возмущенно воскликнул Василий, аРеджинальд значительно прижмурился.

— Стало быть, все-таки шарлатанство! — сказал он с явнымоблегчением, и лицо его мгновенно приняло привычное скучающее выражение..

Змеечарователь стоял понурясь. Мальчишка глядел с обидою.Даже кобры, чудилось, имели теперь вовсе не грозный, а как бы пристыженный вид:не вставали на хвосты, не раздували капюшоны, не сновали туда-сюда жалом.

— Эх вы, дуры! — укоризненно сказал Василий по-русски. —Чего, спрашивается, пыжились? Шуму-то, шуму навели!..

И, даже не оглянувшись на змеечарователя с его пристыженнымиподружками, он вскочил на коня и направил его вслед за важно восседавшим верхомРеджинальдом, имеющим вид pater`a familiae [10], наконец-то оторвавшего своегонесмышленого отпрыска от пагубного увлечения.

Впрочем, на «отеческом» лице вскоре вновь появиласьдружеская улыбка, сопроводившая слова:

— Ну, вот мы и приехали.

И в эту минуту из-за высоких ворот, затейливо вырезанных изкрасного дерева, донесся женский крик, полный такого ужаса, что по спинеВасилия пробежал ледяной ветер.

Откуда ни возьмись, точно сквозь стену прошла, передвсадниками возникла невысокая согбенная фигурка. И без того встревоженные конивздыбились, когда она вдруг кинулась чуть ли не под копыта, издавая сдавленные,мучительные стоны и заламывая руки так отчаянно и горестно, что молодые людимгновенно спешились и кинулись поднимать женщину, обуреваемые одним лишьжеланием: немедленно помочь этому жалкому существу.

Однако стоило им взглянуть на женщину внимательнее, как обаобмерли, хором издав проклятие.

Она была избита до того, что смуглое, медное лицо выгляделоодним сплошным кровавым синяком. Кровавая пена пузырилась во рту там, гдечернели ямы выбитых зубов. У корней ее всклокоченных волос виднелись кровавыессадины. «За волосы таскали, выдирали, — подумал Василий, жалостливо морщась. —А на руках что — кандалы, что ли, были? Преступница небось?»

Мутный взор полубесчувственной женщины между тем прояснился,но лицо ее не сделалось спокойнее.

Напротив — она издала еще один стон и захрипела (очевидно,голос был до того сорван криком, что громче говорить она не могла);

— Не убивайте! О, не убивайте меня, белые сагибы!

Я не сделала ничего, клянусь великим Вишну! Я ни в чем невиновата! Не убивайте меня!

Василий и Реджинальд переглянулись. На них еще никто никогдане смотрел как на людоедов, и они словно бы удостоверились этой переглядкою,что лицо сотоварища не возымело в себе ничего нечеловеческого.

Но оба враз без труда смекнули, что не выражение, а цвет ихлиц приводит бедняжку в исступление страха, и Василий быстро спросил:

— За что тебя так?

Уловив неприкрытое сочувствие в его голосе, женщина залиласьслезами и протянула руки с кровавыми рубцами на запястьях, а потом, обезумев,вздернула изодранное сари, открыв такие же следы на щиколотках: