– А вам Мирон почему не нравится? Лихачи же не обычные извозчики, они при деньгах, от Невского меньше чем за целковый и не повезут никуда, – заметила Глаша.

– Мирон, конечно, красавец, Фиска всегда падка была на смазливых, но все деньги он пропивает подчистую. Ну зачем ей такой мужик?! – закусывая фруктами, сообщила Арина.

– Ой, а кто у нас тут не пропивает? – философски заметила Анфиса. – Так Мирон и не предлагал замуж!

– Так и не предложит, если будешь так себя вести! – грозно заметила Калашникова.

Анфиса пьяно улыбнулась.

– Посмотрим!

– Какая свадьба, окстись, полоумная, тебе каторга из-за смерти мужа грозит, а она уже другому глазки строит! Тьфу ты!

Анфиса как будто вспомнила о печальной участи, которая ей грозит, прижала руки к пылающим щекам и заголосила:

– Ой, Глашенька, скажи своему хозяину, скажи ты своему Свистунову, пусть найдет настоящего убивцу, пусть меня и деток спасет! Глашенька, скажи ему обязательно! Я не убивала! Я не делала бесчинства такие!

– Вы не убивали, а ваш Мирон мог это сделать? Убить вашего мужа, чтобы к вам доступ получить! Вдова всегда лучше, чем замужняя жинка, – спросила Глафира.

– Нехороший человек Мирон этот, он по пьяни вполне убить может, – закивала Арина.

– У тебя, Аринка, все нехорошие, никто мне якобы не подходит. Как дракон охраняет! – пьяно икнула Фиска. – Только если бы Мирон и убил, он бы никогда на куски Остапку не порезал. Зачем ему это? Набил бы морду, скинул в речку – этот может, а зачем резать человека-то? Мироше бы точно нечего!

– Не знаешь ты хорошо своего Мирошу! – зло фыркнула Арина. – А кто ж, окромя его, мог?

– Хороший вопрос, дамы! Хороший вопрос! – тоже задумалась Глаша. – Я, наверное, пойду уже, ночь на дворе. Мне еще с Аристархом Венедиктовичем объясниться следует.

Женщины встали, чтобы проводить ее.

Уже в дверях Глаша обернулась и спросила Калашникову:

– Арина Витальевна, и последний вопрос – у вас такие духи интересные, не подскажете, откуда такие! Очень уж запах понравился!

– Да, действительно, духи у меня уникальные – наш аптекарь Афанасий Никич из лавки на Морской такие делает. Сказал, что только мне такие сделал, большие ни у кого таких нет, – хвасталась жена инженера. – Бешеных денег стоят, никому их не даю.

– Мне даже не дает пользоваться, жалеет все, – вполголоса заметила Анфиса.

Глафира попрощалась и вышла из комнаты.

Петроград. Октябрь 1923 г.

Сказать, что Глеб Васильевич Латынин удивился визиту молодого милиционера и симпатичной барышни в разгар рабочего дня, это не сказать ничего. Вид бравого младшего сержанта вообще поверг его в трепет.

– Добрый день, товарищи! – пролепетал он в дверях.

– Добрый день, вы Глеб Васильевич Латынин? Археолог?

Историк три раза неопределенно кивнул.

– А вы, собственно говоря, кто такие? Вы за мной приехали? Меня увозите? Вещи собрать? – Ученый побледнел.

– Нет, мы просто хотели бы с вами поговорить, не волнуйтесь вы так, Глеб Васильевич, – попыталась успокоить пожилого мужчину Любочка.

– Меня зовут Александр Гаврилович Ильин, вот мои документы. Мы хотим поговорить с вами об археологической находке возле Боровского моста. Вас вызывали, когда рабочие что-то там откопали при строительстве теплотрассы.

– Вы помните ту находку? – спросила Люба.

– Еще как помню, проходите в комнату. Я вам, конечно, все расскажу. Заходите на кухню, я чаю поставлю. – Заметив, что забирать его никто не собирается, Глеб Васильевич заметно повеселел.

На маленькой кухоньке археолог разлил крепкий чай в большие красные чашки, придвинул вазочку с печеньем гостям и спросил, что же, собственно, привело их к нему домой.

– Неужели советская милиция заинтересовалась тем случаем? Я тогда писал самому товарищу Жданову, в ЦК партии, что не дело это – исторические реликвии на поребрики распиливать, не говоря уже о том, что захоронение все испортили, истоптали, надругались над древностями, – вздохнул ученый. – Только потом вышла та самая статья в «Красной газете», и от меня все отвернулись, как от прокаженного. Хорошо, что хоть не посадили за саботаж, – сообщил он, нервно поглядывая на младшего сержанта.

– А вы считаете, что саботажа не было? – поинтересовалась Любочка, закусывая вкусным печеньем.

– Ой, барышня, да какой саботаж?! Меня затем и пригласили, чтобы я сказал рабочим, что именно они откопали. Но им правда не понравилась, – задумался археолог.

– А что именно они откопали? – спросил Александр Ильин.

– В том-то и дело, что тогда я дал маху – я датировал захоронение как одиннадцатого – двенадцатого века и имеющее скандинавское происхождение, но дома я еще раз подумал, почитал источники и теперь могу сделать вывод, что это было ритуальное капище. И дата немного другая – отдельные из высеченных на плитах каббалистических символов появились в Европе не ранее конца тринадцатого – начала четырнадцатого веков, – принялся эмоционально рассказывать археолог, во все стороны размахивая руками.

– А вам удалось узнать, что было написано на этих плитах? – спросила Люба.

– Посидите здесь две минутки, я вам кое-что интересное покажу, – пообещал Глеб Васильевич и вышел из кухни.

Саша иронично переглянулся с Любой, мол, что же историк задумал?

Гости занялись печеньем, но хозяин дома вернулся действительно быстро.

– Вот, молодые люди, полюбуйтесь – я по памяти зарисовал эти плиты и таинственные знаки, на них изображенные. Да, вот здесь и здесь. – Латынин смел со стола все чашки и водрузил лист ватмана, на котором были изображены непонятные каракули.

– И что все эти иероглифы означают? – разглядывая лист, спросил Ильин.

– Расшифровать надписи мне не удалось, так как язык, на котором они были выполнены, является дикой смесью древнееврейского, латыни и, как ни странно, славянских букв и символов, – ответил Глеб Васильевич.

– Но у вас есть какое-нибудь предположение, что здесь могло быть написано? Вы сказали, что это было ритуальное капище, так вот, в таких местах что обычно писали? – спросила Люба.

Глеб Латынин замолчал, снял очки, протер их носовым платком, а потом как-то смутился и ответил:

– По моему мнению, эти надписи могли быть каким-то пророчеством или заклятием, на что указывало как наличие символов, так и расположение плит.

– Что вы говорите? Заклятием? Это что, магический артефакт? – младший сержант был поражен.

Археолог молча кивнул:

– Это не просто магический артефакт, это проклятый артефакт. Я думаю, на этих плитах было выгравировано не просто заклятие магическое, а именно проклятие. И это проклятие вполне могло просочиться в наш мир, – понизил голос Латынин.

– Да вы что, товарищ, вы же научный работник, а верите в такую чушь?! – хмыкнула Люба, но осеклась,