предоставляла ему замечательную льготу – возможность бесплатного проезда по некоторым среднеазиатским железнодорожным маршрутам. Так, в его личном архиве, хранящемся в Петербурге, мы можем обнаружить удостоверение, подтверждающее право на бесплатный проезд по железной дороге из Ташкента в Красноводск, с промежуточными остановками в Ашхабаде и Самарканде[58]. Это удостоверение – ранний пример того, как в жизни Волошина государство будет вовлечено в систему его личных деловых отношений: личные связи позволили ему получать бесплатные билеты, любезно предоставляемые государством. Данный документ предвосхищает те средства, с помощью которых Волошин возродит свой кружок в советский период.

Попав во время путешествия в затруднительное положение, в Ташкенте Волошин столкнулся с еще одним проявлением роли локалитета в системе деловых отношений и понял, как личные связи могут переплетаться с действиями государства и даже подрывать их на слабо контролируемых окраинах империи, вдали от центральной власти. Проблема Волошина заключалась в следующем: при повторном аресте и высылке в Крым у него отобрали паспорт[59]; если бы представители государственной власти задержали его в Ташкенте без этого документа и установили его личность, у него могли бы возникнуть серьезные неприятности (поскольку официально предполагалось, что он находится в Крыму, а не в Ташкенте). Однако вскоре после приезда в Ташкент он написал матери:

Мои дела устроились прекрасно, или, другими словами, никак не устроились. Я вам уже писал, кажется, о Гейере – знатоке Туркестана, издателе газеты «Русский Туркестан» и бывшем сосланном. К нему меня направил господин, с которым я познакомился на пароходе. Да положим, что я и без того бы познакомился с ним, так как без него никто из собравшихся теперь в Ташкенте изыскателей и шагу не сумел бы сделать. Когда я рассказал ему о своем положении и спросил совета, он мне посоветовал никуда не являться [то есть в полицию или к другим официальным лицам] и ни у кого ничего не спрашивать, пока [официально] не получатся обо мне какие-нибудь сведения. А сведения должны пройти через его руки, так как он служит в областном управлении[60] [Волошин 2003–2015, 8: 408].

Таким образом, Гейер мог заранее предупредить его о любых намечающихся проблемах. Гейер также сказал Волошину, что тот может жить в степи без паспорта или другого удостоверения личности столько, сколько пожелает, потому что здесь никому до него нет дела. Если же за то время, пока Волошин будет в степи, в городе возникнет какая-либо проблема, Гейер устроит все и без него[61].

Со временем поближе познакомившись с той малой частью света, где он оказался, Ташкентом и Туркестаном, Гейер, «знаток», как его называл Волошин, хорошо разбирался в местной ситуации. Оказавшись в этих краях как политический ссыльный, он сумел интегрироваться в местную систему. Он получил определенный контроль над местными деловыми связями и официальными средствами. Он не только понимал, как работает полиция, но и имел доступ к информации, которой обменивались государственные бюрократические и полицейские структуры. Впрочем, он не использовал свою опирающуюся на государственную бюрократию власть для осуществления беспристрастного, рационального управления в интересах государства. Напротив, под воздействием и влиянием близких контактов, например личной встречи с Волошиным, Гейер помешал попытке правительства контролировать ситуацию, посоветовав Волошину перебраться в недосягаемую степь. Будучи одновременно и чужаком, и своим, Гейер был бесценен не только для Волошина, но и для геодезистов, также чужих в Ташкенте. Как такой же чужак – Гейер принимал близко к сердцу их интересы; однако как свой он был знаком с местными обстоятельствами и мог влиять на них так, как не мог ни один чужак. Возможно, то, что Гейер обладал еще одним рычагом власти как редактор местной газеты, не было простым совпадением. Его газета, называвшаяся «Русский Туркестан», позволила Волошину сделать первые шаги в своей успешной карьере журналиста[62].

Этот конкретный опыт использования деловых связей и местной власти не был чисто экономическим, являясь скорее бюрократическим, хотя, конечно, можно утверждать, что местопребывание напрямую влияло на экономическое положение человека и что государство, отправляя Волошина в ссылку, оказывало влияние не только на его социальную, но и на экономическую жизнь. Безусловно, он демонстрирует тип личных возможностей, которые можно приобрести благодаря доступу к бюрократическому управлению. Личная власть всегда являлась важной составляющей российской системы бюрократизированного управления, несмотря на то что официально со времен Петра Великого с ней велась серьезная борьба[63]. Более того, складывается впечатление, что по ряду причин в позднеимперский период значение личной власти в российской бюрократии возрастало [Orlovsky 1983:187]. В любом случае, опыт Волошина предвосхищал то, чему предстояло произойти после революции 1917 года, когда в России государственная бюрократия стала и явным, и обязательным участником экономических отношений. На рубеже веков в Средней Азии Гейер был местным покровителем; Волошин, как и геодезисты, на некоторое время стал его клиентом. После революции 1917 года Волошин, также оказавшись на задворках империи в Крыму, сам станет местным «знатоком» и покровителем.

Ранний опыт Волошина в области нетворкинга предоставляет возможность получить ограниченное, но детальное представление о повседневных деловых и патронажных отношениях в среде российской образованной элиты позднеимперского периода. Сеть персонализированных экономических связей формировалась на основе знакомств и дружеского общения и могла простираться от самых близких домашних личных уз до официальных, хотя потенциально также личных, контактов отдельного частного лица с государством. Чтобы включиться в нетворкинг и получить доступ к выгодам, которые он приносит, человек должен был уметь найти того, кто способен ему помочь, и убедить его оказать поддержку. Обладавшие такими способностями действительно могли применять их с большой пользой как в литературном мире, так и за его пределами. Именно такими навыками овладевал юный Волошин; используя терминологию Тёрнера, это была «структура» экономической системы, культуру которой вбирал в себя Волошин.

Глава 2

Русские символисты и их кружки

Желанный гость

Вернувшись в начале 1900-х годов из дальних путешествий, Волошин вскоре начал прокладывать себе путь в ту литературную среду, где, по его мнению, жизнь была наиболее кипучей – в среду русских символистов. В Париже у него к тому времени уже появилось несколько влиятельных друзей, среди которых были хозяйка французско-русского салона мадам Гольштейн и поэт-символист К. Д. Бальмонт. Эти друзья снабдили его рекомендательными письмами, в том числе и адресованным Брюсову, одному из наиболее успешных организаторов символистского движения и издателю символистского журнала «Весы»[64]. Через Брюсова Волошин получил доступ к мероприятиям символистов, а также к журналистике, став в дальнейшем парижским