Лорд подклеивают уши и избавляются от бесцветных волосков на лице при помощи воска.

Почувствовав пристальное внимание, Ягуар повернул к юноше голову, задумчиво прищурил тусклые глаза. Дышал он ровно, но пальцы по привычке подобрались, приготовив когти к бою.

Внезапно инстинкт взял верх над Алайни. Молодой вампир потянулся к сородичу, призывно урча в знак уважения и понюхался с ним, обмениваясь запахом. Ягуар немного удивился, ему не был привычен, и тем более приятен подобный стиль общения. Рыжий вампир не вполне понимал, как реагировать, и напряженно отстранился. Мышцы живота горного воина подтянулись от вспыхнувшего с неистовой яростью голода. Алайни снова приблизился, жалобно поскуливая, и лизнул подбородок Ягуара.

Советник правителя передумал огрызаться и отстранил юношу рукой, прикоснувшись к его лбу.

– Мы не делимся едой друг с другом, – извиняющимся тоном предупредил Ягуар, догадавшись, что младший сородич просит отрыгнуть для него немного пищи. – Иди и поймай свою добычу. Я тебя не задерживаю.

– Да, не ты меня держишь, – Алайни сел, ссутулившись и крепко сложив руки на груди. Ему стало стыдно, что он повел себя глупо перед лицом королевского советника. Попросил поделиться едой, как маленький несмышленый вампиреныш, встречающий вернувшегося с охоты отца. А ведь ему в голодном бреду и впрямь почудилось на миг, что Ягуар и есть его отец.

– Не я, – рыжий вампир устроился поудобней на траве, и больше не смотрел на Алайни.

– Я не могу пойти в лес. Пока, – признался юноша.

– Понимаю, – Ягуар устремил взгляд в ясное звездное небо, – тебе невыносимо смотреть, как Толейми радуется жизни. Тебя лишает силы мысль о том, что враг до сих пор странствует по миру живых.

– Никогда не смирюсь, – вздохнул Алайни.

Ничто так действенно не отвлекало его от вяжущего чувства голода, как мысли об отмщении.

– Ты не сможешь перенять наше мастерство, если тебя будет тянуть вниз, словно камень утопленника, любовь или стремление отомстить врагу. Некоторые мастера боевых искусств считают жажду мести полезным чувством для юного воина. Я с ними не согласен. Я считаю опасными помехами для обучения все чувства, кроме здравых, и главное, быстрых размышлений. Ты должен обрести свободу, прежде чем поедешь с нами в столицу, – предупредил Ягуар.

“Я могу помочь тебе покарать Толейми-Орри, но и тебе в таком случае придется немного потрудиться”, – мысленно продолжил он.

– Я готов на все. Даже убить могущественную ведьму, – вслух ответил Алайни.

“Руслана – слабая неумелая колдунья. Могущественная ведьма. Ты преувеличил, Горец, – усмехнулся Ягуар. – Напрасно ты боишься темной магии. Ее воздействие двояко и обратимо вспять. Я помогу тебе освободиться от тяжкого груза. Есть единственный способ избавить тебя от Толейми-Орри – обвинить его в предательстве Господина и приговорить к казни. Но для предъявления обвинений нужны доказательства”.

“Я их найду”.

“Нет, не найдешь, Горец… Толейми-Орри не предавал Эйлана. Пожиратель Орков верен своему названному брату как собака человеку”.

Алайни в отчаянии опустил голову и заполнил мысли безжизненной темнотой.

“Наши доказательства будут заведомо ложными, – Ягуар приподнялся на левой руке, ища ответный взгляд юноши. – Ты представишь их так, чтобы подданные Эйлана и сам… м-мм… Господин… приняли их за правду”.

“Так неправильно! – Алайни встал, гневно сверкая вспыхнувшими в ночи глазами. – Я не буду играть в твою игру даже ради долгожданного отмщения. Мне нужен честный поединок. Я хочу победить своего врага как благородный рыцарь, а не действовать при помощи обмана как базарный наперсточник”.

“Много ли ты видел честных рыцарей, юный Горец? – спросил с издевкой Ягуар, не думая подниматься с мягкой травы. – Я ни одного припомнить не могу. Помню мошенников, корыстолюбцев, чьи глаза вспыхивают, как у нас во время охоты, едва они увидят золото. Помню хвастливых трусов, наряжающих в свои доспехи сильных слуг, чтобы те дрались с соперниками на турнирах вместо них, защищали их честь, давно оставленную в публичных домах. Помню безудержных игроков и пьяниц, возвращавшихся без штанов в подернутые паутиной тления замки. Помню лжецов, подхалимов и предателей, оставлявших своих знатных покровителей без гроша за душой, без доброго имени, а то и без головы. Помню охочих до чужих земель захватчиков, не жалевших войска для бессмысленной резни… Нет честных рыцарей! Я не нашел их ни в одной из двух столиц, ни в скромных предместьях. Все умерли давно… Разве только на страницах книг, в балладах и сказаниях еще они живут, и будут жить всегда”.

“Если все так плохо, пусть я буду последним честным рыцарем”, – Алайни прошелся от ног до головы Ягуара и обратно.

“Выбор за тобой. Или простить Толейми-Орри расправу над твоей семьей в Сумрачных Горах, или наказать его по справедливости. Способ отмщения всего один. Ты волен принять его или отвергнуть”.

“Я принимаю, – Алайни сел на краю берега, отрешенно глядя на воду. – Пожиратель Орков должен умереть”.

“Толейми-Орри совершил роковую ошибку. Связал себя с тобой мощным заклятием, чтобы отнять у тебя силу и молодость, – Ягуар на четвереньках приблизился к нему и сел на подвернутую под себя ногу. – Глупец не понимает, как опасна невидимая волшебная нитка, протянутая от одного существа к другому…, опасна для обоих существ. По ней можно передать любую болезнь или беду, а можно довести противника до потери рассудка, насылая страшные видения. Горец, ты знаешь, что можешь проникнуть в разум Толейми. Знай также, что магия Русланы не способна воспрепятствовать тебе. Волшебную нитку разрывает только смерть. Пока Толейми спит, покопайся в его памяти. Найди то, что сумеешь использовать против него, и добавь в его разум иллюзию преступлений. Я подготовил ее для тебя”.

Вампиры соприкоснулись носами. В мысли Алайни вкатился темный шар, испускающий разноцветные искры. В центре шара проявились очертания длинной черной штуки с надписью на одном из людских языков.

“Черная флешка – ключ от ложных воспоминаний, – пояснил Ягуар. – Подумай о ней, когда придет время распутать клубок в голове Толейми-Орри. А пока подкрепи силы – поешь и отдохни немного. Утащи курицу со двора. Поверь, никто не заметит пропажи и не узнает, что ты нарушил уговор с Господином. Людям некогда считать кур”.

Алайни встал, вошел в кусты по грудь и обернулся, вспомнив нечто важное.

– Будь осторожен, Ягуар, – предупредил он рыжего сородича. – Вас здесь не любят.

– Мы тоже никого не любим, – без улыбки иронично произнес Ягуар, – но и никого не боимся. Нам никто не страшен.

“Будь готов, Горец. Ты скоро изменишься, – таинственно добавил он и, задержав юношу интригующим молчанием, продолжил мысленную речь. – Когда порвется колдовская нить, ты получишь силу и красоту родителей. Ты станешь другим”.

Шагая по лесу, Алайни старался осмыслить услышанное.