Возможность поехать в Англию с матримониальной депутацией была наиболее благоприятной. У их короля Эрика не было шансов заполучить руку английской королевы после того, как провалилась такая же миссия сразу после коронации Елизаветы, о чем знали все, кроме него самого. Если даже очаровательный брат короля Эрика, герцог Джон, был не способен тогда уладить это дело, значит, не сможет никто. Но сама миссия как нельзя лучше подходила для личных хлопот Энтона — заявить свои права на поместье Брайони, устроить там свой дом и начать новую жизнь, в которой он мог бы искупить свои старые грехи. И, разумеется, встретиться с кузиной — все, что осталось от его семьи. Эта утраченная семья его презирала, как чужака, что он увидел прошлой ночью в глазах кузины, таких же темных глазах, как у него и у его матери. Нелегко будет наладить связи здесь, в Англии. Но он не мог вернуться в Швецию.

Энтон хмурился, наблюдая за Сесилией, прохаживающейся между кустов и фонтанов: ее черный плащ — вороновы крылья в холодном тумане. Он подумал о своем доме в Швеции, древнем холодном каменном замке на берегу замерзшего озера, замке одиноком и мощном, которым управлял еще более-холодный отец. У Рональда Густавсена был совершенно непредсказуемый нрав, без человеческих чувств и эмоций. К счастью для Энтона и его матери, отец годами не бывал дома, оставляя их на собственное усмотрение. Дни Энтона уходили на занятия с гувернерами, катание на коньках на озере и охоту в лесу, который раскинулся за замком. А по ночам мать рассказывала ему старые легенды ее родной Англии о рыцарях и их приключениях. В ее рассказах поместье Брайони представлялось волшебным колдовским местом в стране из такой далекой старины, как король Артур и его рыцари. Но мать утверждала, что оно реально и наступит день, когда он сам его увидит. Когда-нибудь оно и для него будет реальностью, а холодный замок останется только в памяти.

Когда он повзрослел, а мать умирала, она открыла ему тайны, которые еще больше настроили его вернуться в Англию и начать все сначала.

Брайони должно стать его новым домом! И как бы ни было ему противно доставлять кому-то неприятности, леди Сесилия Саттон не остановит его. У нее есть вдовья часть наследства ее последнего мужа, а Брайони — все, что у него сейчас есть.

Энтон наблюдал, как его вновь обретенная кузина повернула ко дворцу, и вспомнил, как она выглядела прошлым вечером, когда разговаривала с королевой, — полная решимости, как, собственно, и он. Нелегким будет воссоединение семьи… И Розамунда знала Сесилию. Где они подружились? В совместных интрижках? Если да, то они не очень-то ладят. Розамунда явно удивилась появлению Сесилии при дворе, что не мешает им быть наперсницами. Значит, ему придется быть осторожным с Розамундой, не идти на поводу ее влюбленности, притягательного сверкания ее небесно-голубых глаз и собственной жажде ее целовать.

Целовать! Энтон нахмурился, вспоминая минувшую ночь, когда они обнимались в разгоряченной секретной темноте. Неожиданный всплеск желания застал его врасплох, но от этого он не был слабее. В действительности притяжение разгоралось между ними, как из искры разгорается огромное пламя, с той минуты, когда он увидел ее на пруду. Вкус ее мягких губ, ощущение ее тела, прижатого к его телу, запах розовых духов — все это было изумительно-опьяняющим. Он хотел от нее больше и больше, хотел всего, что она могла дать: ее тело, улыбку, смех, ее тайны.

Но Розамунда, естественно, захочет от него в ответ того же, а он дать ей этого не сможет. Она хорошо знала Сесилию Саттон и была преданной служанкой королевы Елизаветы! Его тайны были запрятаны глубоко и могли стоить ему всего, чего он хотел, поведи он себя неосторожно. Его многому научили ошибки матери, и он ставил доводы рассудка над побуждениями сердца. Он приехал сюда искать справедливости, вернуть поместье и начать новую жизнь. И он не отступится!

Но как же быть с Розамундой?! Избегать ее он не мог, было ведь нелепое пари с королевой! Двор слишком мал, все в нем слишком тесно связаны. Было еще, о чем поразмыслить: о человеке в маске, который занял место Лестера, а потом куда-то исчез. Зловещие козни, опасные тайные намерения, чем все это грозит? Королеву-то охраняют хорошо, а Розамунду?! Мерзавец танцевал с нею, и она, казалось, испугалась его. В сердце Энтона закипели гнев, жгучее желание защитить девушку от всего, что могло бы напугать ее.

Ему надо быть внимательным и осторожным! Он может защитить Розамунду от лорда Мисрула и понять, что она знала о делах Сесилии, при этом, не позволяя естеству взять верх над его рассудком.

— Я — не трепещущая трусиха, Сесил! — вскричала королева. — И не позволю введенным в заблуждение озорникам испортить мне Рождество!

Изумленная Розамунда видела, как королева ударила кулаком по туалетному столику так, что задребезжали венецианские бутылочки, и горшочки и перевернулась шкатулка с драгоценностями. Жемчужные ожерелья и рубиновые броши разлетелись по полу, и служанки поползли собирать их.

Уильям Сесил, лорд Бергли, оперся на свою трость с миной безмерного терпения и страдания.

Розамунда с изумлением смотрела на эту сцену: королева — в отороченной мехом спальной мантии, с полураспущенными волосами — и ее фрейлины, готовящие ее ко дню Рождества! По всей спальне разбросаны туфли, пролиты жемчужные белила, кругом перепуганные лица!

Розамунда боялась, что у нее такое же лицо. Анна говорила ей, что на королеву находят приступы раздражения, иногда даже ярости, раза два в день. Но они быстро проходят, и потом она спокойно занимается делами. Так что Розамунда выглядывала из-за подвернутого занавеса королевской постели, опираясь на полку с молитвенниками.

Она сомневалась, что сможет когда-нибудь стать таким сангвиником, как лорд Бергли. Конечно, он много раз был свидетелем таких бурь и понял, как заставить королеву вернуться к делам, — для ее же пользы. Сегодня он старался убедить ее сократить продуманный план рождественских праздников — ради ее безопасности — и оставаться в своих апартаментах, пока не поймают загадочного лорда Мисрула и не допросят его. Долго ждать не придется, зная, как взбешен лорд Лестер и его люди, которые рвали дворец на куски, отыскивая злодея. Но королева ничего из этого не услышит.

— Ваше величество, — произнес лорд Бергли, — никто не обвинит вас, если вы и окажетесь трепещущей трусихой. Просто неразумно ходить посреди толпы, когда налицо заговор.

— Ха, заговор! — фыркнула королева. — Какой это заговор! Просто праздничная проказа против Лестера, который определенно стоял так, что его можно было сбить ударом, двумя… как угодно.

— Не соглашусь, ваше величество, — проворчал Бергли. — Пока мы не можем знать, была ли это только выходка против Роберта Дадли, или действуют силы глубже. Сам факт, что какой-то злодей просочился на ваш праздник, очень тревожен. С этой Испанией, Францией, королевой Шотландии… их связями…

— Не говори мне о королеве шотландцев! — вспыхнула Елизавета. — Меня тошнит от одного ее имени. Мало того, что первая леди Леннокс постоянно умоляет меня разрешить ей отправить ее никчемного сына в Эдинбург. Или я не могу насладиться моим Рождеством без ее вмешательства?!