газ, мы ехали вперед, пока не разглядели на обочине силуэты бронетехники. Я вышел из машины, не глуша мотор и оставив ее в месте потемнее, прокрался вперед – и, как и опасался, обнаружил на бортах техники черно-белые немецкие кресты. Не замеченный дремавшим врагом, я вернулся к машине, не дыша развернулся, очень-очень медленно и тихо проехал около километра обратно вверх по дороге, после чего снова почувствовал себя в безопасности. Наконец я опять увидел машины, на этот раз наши, но из Южной Африки. Я долго будил одного из рядовых, он еле вылез из люка, заявил, что ничего не знает, и проводил меня к своему командиру, а от него в штаб. Там сонный капитан нацедил мне полкружки бренди и уткнулся в рацию, вызывая штаб полка. Что-то он узнал, мы выпили еще бренди, и в конце концов нашелся сержант, который вроде как видел королевских драгун днем ранее к юго-западу от Акромы. Поблагодарив южноафриканских друзей, с этим сомнительным знанием я отправился по собственным следам и к рассвету вновь добрался до форта Акромы. До полудня я без толку разъезжал туда-сюда, пока не встретил водителя, искавшего дорогу на Аль-Адем. Я указал ему путь, и в ответ мне улыбнулась удача: утром этот парень проезжал мимо лагеря драгун в десятке километрах к юго-западу. Два часа – и, найдя их, я припарковался у командирского броневика.

Полковник Маккоркедейл не мог включить меня в штат своего полка, но все же приписал к штабной роте в целях разведки и поддержания связей с арабами. Поскольку задерживаться здесь я не собирался, это абсолютно меня устраивало.

После бестолковой, неловкой, двусмысленной атмосферы, царившей среди офицеров в моем батальоне, работать с профессионалами было все равно что выбраться из вонючей землянки на горный воздух. Эти солдаты заслуживали уважения за то, как они подходили к своим обязанностям, – хотя в те дни многие работали спустя рукава. Вскоре я в полной мере оценил достоинства этого бронеполка: мы просто выполняли свой долг, а не искали, на что сгодиться, офицеры и бойцы понимали, что делают, демонстрировали высокий боевой дух. Никто не скучал, и все были довольны.

Я проводил дни, осваивая разные аспекты моей новой специальности: радиообмен, управление дурацким броневиком Даймлера, винтовку BSA, – затем еще несколько дней выезжал в регулярные патрули по вновь сформировавшейся линии от Газалы на берегу до Бир-Хакейма на юге. Не припомню в это время ничего интересного: хоть мы и часто видели противника, никаких серьезных боев не случилось. Но все же чему-то я научился с точки зрения боевых действий на легкобронированной технике, и это потом мне пригодилось. У наших джипов брони не было вообще, но броневики тогда не сильно отличались: их стенки могла прошить и винтовочная пуля.

Скоро, даже слишком, полк отозвали в Каир на отдых и рекомплектацию. Тут и закончилась моя командировка, и я снова оказался в лагере у Абу-Мины, снова в Ливийской арабской армии, заместителем комбата Пэйли. Начинался март 1942 года.

Пэйли со своим батальоном во время отступления весело повоевал. Когда немцы начали наступление, он квартировал в районе Адждабии, южнее Бенгази, и сознательно остался в тылу, какое-то время действуя там. Затем, поняв, что батальон – слишком громоздкая штука для партизанской войны, он пробился к нашему фронту, преодолев больше четырехсот километров вражеской территории. По краю пустыни, южными предгорьями массива Джебель-Ахдар, где враг еще не успел организовать серьезных постов, он вел своих шестьсот с чем-то человек. По пути их подкармливали местные арабы, и за тридцать четыре дня он довел свой отряд до Тобрука, потеряв, насколько я понимаю, не более тридцати человек. Капитан Юнни, жилистый шотландец из Абердина, которому я преподал первые уроки, когда он, только получив офицерское звание, начал службу в составе Ливийской арабской армии, теперь в батальоне Пэйли занял место командира моей роты. Абсолютно гражданский человек, до войны он несколько лет работал страховым агентом и в армию пошел в тридцать, перед самым началом всей заварушки. А тут, в сложных условиях отступления, проявил себя с лучшей стороны и приобрел вкус к свободе действий и отчаянным предприятиям. О нем я еще много расскажу.

По пути неоценимую помощь им оказал один из арабских офицеров, Cаад Али Рахума, который договаривался с местными племенами о снабжении продовольствием, всегда знал, где находится враг, и в значительной мере отвечал за выбор пути отступления. Саада Али в свое время выдвинул я. Хотя он был тот еще проходимец, недоверчивый и тщеславный скандалист, но мне понравился сразу и я всегда его поддерживал. Тем отраднее теперь было увидеть, что это не было ошибкой. Полковник Пэйли представил его к Военному кресту, который Саад и получил, единственный из офицеров Ливийской арабской армии, вне зависимости от национальности.

Теперь Пэйли ожидал перевода в Иракскую армию заместителем полковника Бромилоу. Но прежде чем отбыть, он устроил мое назначение на пост командира только что созданного отряда коммандос Ливийской арабской армии. Так что теперь я смотрел только вперед.

Глава IX

Собственные планы

После возвращения из Киренаики и краткой службы в драгунском полку я понял, чего хочу: развернуть разведывательную сеть на плато Джебель-Ахдар от Дерны до Бенгази (эта территория теперь была под контролем противника), организовать местные арабские племена и по возможности уничтожать топливные склады врага. Я считал, что взрывать хранилища топлива нужно в серьезном масштабе и в тщательно предусмотренный момент, чтобы это могло нанести врагу критический урон, и был категорически против мелких терактов вроде подрыва единичных грузовиков или засад против отдельных солдат. По моему мнению, такие действия не только не имели смысла с военной точки зрения, но и ставили под удар дружественных нам арабов и могли дискредитировать всю разведывательную сеть.

Арабами как источником разведданных занимались и до меня. Патрули Группы дальней разведки пустыни (LRDG) во время своих рейдов иногда высаживали пару местных к югу от Джебель-Ахдар и забирали их на обратном пути спустя три недели, собирая таким образом информацию через местные слухи. Несколько британских офицеров исследовали само плато, из них особых успехов достиг Джон Хейзелден, бывший торговец хлопком из Миньи. Сын англичанина и гречанки, выросший в Египте, из всех британцев, которых я встречал, он наиболее походил на настоящего араба.

Полученные такими бессистемными методами данные, естественно, были неполными, а часто успевали попросту устареть, что и сказалось самым печальным образом на попытке наших коммандоc устранить самого Эрвина Роммеля. В неудачном рейде 17 ноября 1941 года погиб майор Джеффри Кейс,