Подлинный результат склонности наших композиторов к излишествам и одержимости – это то, что они оставили нам, и то, что они продолжают создавать. Даже если в этой главе мы задокументировали некоторый сопутствующий ущерб, мы всё равно получаем лучшую часть сделки.

В таком деликатном вопросе, как любовь, одержимость подпитывает ожидания. Воображая, что они оправдались, мы чувствуем прилив сил от завоевания, тотального триумфа и глубже погружаемся в любовную связь.

Триумф

Рихард Вагнер и то, что сделало весь мир его должником

Целое станет величайшим поэтическим произведением, когда-либо написанным.

Рихард Вагнер о своем цикле «Кольцо нибелунга»

Это одно из величайших и самых ничтожных наслаждений в жизни: оказаться правым. В автобиографии Чарли Чаплина есть рассказ о раннем драматическом соприкосновении с классической музыкой. В 1913 году, будучи еще никому не известным комиком, гастролировавшим по Соединенным Штатам в составе английской водевильной труппы, 24-летний Чарли взял несколько дней отдыха от рутины провинциальных шоу, чтобы совершить одиночную поездку в Нью-Йорк. Этот оазис сравнительной роскоши включал в себя хороший отель, полбутылки шампанского и первое посещение оперы «Тангейзер» Вагнера (1845) в Метрополитен-опера. Чаплин не знал ни немецкого, ни сюжета оперы, но, когда в третьем акте начался «Хор пилигримов», будущий Маленький Бродяга разрыдался. «Не знаю, что подумали сидевшие рядом со мной люди, – писал он. – Музыка, казалось, подводила итог всем страданиям моей жизни». До мировой славы Чаплина как кинокомика оставалось всего несколько месяцев.

Почувствовал ли Чаплин родственную душу или нет, но к Вагнеру он вернется гораздо позже, в своем фильме «Великий диктатор», дерзкой пародии на Гитлера, вышедшей в начале Второй мировой войны. Возможно, он знал о страсти Гитлера к Вагнеру. В комедии это уникальный леденящий душу момент: когда диктатор мечтает о всеобщем господстве, он исполняет танец с воздушным шаром в виде глобуса под неземные звуки прелюдии к первому акту «Лоэнгрина» Вагнера. Какое маловероятное трио помешанных на контроле: актер, безумный самодержец и композитор. Каждый из них по-своему хотел создать законченный и детально проработанный мир, управляемый по его собственным правилам, настаивая при этом, чтобы мы все присоединились к нему. У Чаплина это был мир прошлого. Вагнер и Гитлер считали себя эмиссарами будущего.

Есть две веские причины не включать Рихарда Вагнера в эту книгу. Самая очевидная из них заключается в том, что он вряд ли нуждается в таком освещении: о Вагнере написано больше слов, чем о любой другой фигуре в музыкальной истории. Он лидирует в сплине, гиперболе, подражании и анализе. Во-вторых, эта скромная книга – попытка соотнести состояния, пережитые некоторыми великими композиторами прошлого, с теми, которые мы испытываем сегодня, чтобы мы могли сравнить наши реакции с их реакциями и последовать их примеру или избежать его. Другими словами, мы с композиторами похожи.

В случае с Вагнером это заявление звучит неправдоподобно. Он определенно не был нормальным, и из всех композиторов именно он может заставить слушателя почувствовать себя самым ничтожным. В его жизни, поведении или достижениях нет практически ничего, что могло бы навести на мысль о повседневности. Его обаяние вырвало женщин из объятий их мужей. Его нрав был пугающим и взрывным. Его горе из-за смерти домашней собаки было изнурительным (возможно, это его самая человечная черта). А его вера в себя позволила ему одержать победу над всеми неудачами: бедностью, безразличием, враждебностью, изгнанием и кознями. Любой смертный сдался бы, а Вагнер продолжал верить в себя и свою работу, руководствуясь убеждением, что он – величайший музыкант в мире. Его тесть (и самый большой поклонник) Ференц Лист говорил, что «…ради славы Вагнер постился тридцать лет». В шестьдесят лет Вагнер прервал этот пост, он оказался прав. Он торжествовал.

Когда наша уверенность в себе получает серию чувствительных ударов ниже пояса, нужно иметь крепкое телосложение, чтобы не отклониться от долгосрочных целей. Отсутствие сомнений у Вагнера можно было бы назвать манией величия, если бы не тот факт, что он действительно осуществил свои замыслы и продержался столько, сколько потребовалось. Его цикл «Кольцо нибелунга» занял двадцать восемь лет (1848 – 1876), от замысла до первого полноценного представления в новом театре, построенном по проекту композитора. В это же время Вагнер произвел революцию в западной музыке своим «Тристаном и Изольдой». Его цитата в начале этой главы, какой бы диковинной она ни казалась в то время, оказалась пророческой; «Кольцо…», безусловно, является одним из самых влиятельных поэтических произведений, когда-либо написанных. Но что за человек может заявлять такое от своего имени?

Не особенно приятный. Быть просто «приятным» не входило в его намерения. Это было частью образа мистера Обывателя. «Я создан не так, как другие люди, – твердил он, – мир задолжал мне то, что мне нужно». В конце концов мир дал ему это, но только после попыток длиной в жизнь. Никто и никогда не требовал благотворительности с такой самоуверенностью. Представьте себе неожиданное письмо от некоего незнакомца со словами: «Дайте нам несколько фунтов, пожалуйста. Я пишу величайшую из когда-либо написанных поэм. Нет ли у вас свободной кровати на пару месяцев? Вы найдете мое общество неотразимым. Поздравляю – я не предлагаю такие привилегии абы кому». В двух словах: это был типичный вагнеровский прием. Подозреваю, вы бы поостереглись говорить «да». Некоторые так и сделали и потом долго жалели об этом.

Вагнер родился в немецком городе Лейпциг в 1813 году. Его отец умер спустя шесть месяцев. Его мать была дружна с местным актером и вышла за него замуж через девять месяцев после того, как овдовела. Многие предполагают, что этот актер, Людвиг Гейер, и был биологическим отцом Вагнера. Если ваш подросток вдруг заявляет о своих жизненных амбициях, которые не имеют никакого отношения к его сфере знаний, не смейтесь. Маленький Ричард (он был невысокого роста) решил стать композитором в пятнадцать лет после того, как услышал Девятую симфонию Бетховена, испытал откровенное потрясение и после этого вел себя так, как будто им выстрелили из пистолета. Но Вагнер не был исполнителем в школе и был совершенно не обучен музыке, с тем же успехом он мог сказать, что собирается отправиться на Луну. Даже при таком самоотверженном усердии его музыкальные познания были в лучшем случае отрывочными. Он не играл ни на одном другом инструменте, кроме фортепиано, и очень плохо читал партитуры. Но это не имело значения. Вагнер отбирал то, что ему было нужно, и позволял инстинкту доработать