обе формации вырастали параллельно в лоне двух разных цивилизаций – античной общины-полиса и германской общины. А у славян и «азиатов» ни рабства, ни феодализма в западном смысле слова вообще не возникло.

Маркс разрабатывал модель именно развития Запада с целью подготовки теоретической базы пролетарской революции. Однако и в этой теоретической конструкции скрыты цивилизационные категории – с помощью умолчания или допущений об их универсальности. Так, в «Капитале» Маркс, описывая элементарную клетку капитализма, прямо исходит из антропологии западного индустриального общества, из представлений о свободном индивиде, разделении дух – тело и ощущении тела как частной собственности пролетария. Это – специфические цивилизационные признаки, которые неприложимы к производственным отношениям иных цивилизаций. Сам Маркс неоднократно предупреждал русских революционеров, что эта его модель не является универсальной и к России неприложима.

Маркс писал в предисловии к первому изданию «Капитала»: «Предметом моего исследования в настоящей работе являются капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена. Классической страной капитализма является до сих пор Англия. В этом причина, почему она служит главной иллюстрацией для моих теоретических выводов… Существенна здесь, сама по себе, не более или менее высокая ступень развития тех общественных антагонизмов, которые вытекают из единственных законов капиталистического производства. Существенны сами эти законы, сами эти тенденции, действующие и осуществляющиеся с железной необходимостью. Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего».

Это предисловие к «Капиталу» противоречит реальности. Капитализм из центра не распространяется на весь остальной мир, а превращает слабые страны в свою периферию. Глава 25 «Капитала» («Современная теория колонизации») прямо противоречит постулату, сделанному в предисловии. Маркс пишет о странах Запада: «Они насильственно искореняли всякую промышленность в зависимых от них соседних странах, как, например, была искоренена англичанами шерстяная мануфактура в Ирландии» [29, с. 767]. Или, ссылаясь на Кэри: «[Англия] стремится превратить все остальные страны в исключительно земледельческие, а сама хочет стать их фабрикантом… Таким путем была разорена Турция, ибо там собственникам земле и земледельцам никогда не разрешалось» (Англией) «укрепить свое положение путем естественного союза плуга с ткацким станком, бороны с молотом» [29, с. 759]. Да и из истории Индии было видно, что невозможно было строить капитализм, имея по соседству агрессивную капиталистическую цивилизацию. Ибо Запад старается превратить все лежащее за его пределами пространство в зону «дополняющей экономики». Периферия мирового капитализма – это особая формация.

Но это же не для нас писалось! А в советском истмате эта евроцентристская идея была доведена до крайности. В книге «Основы марксизма-ленинизма» под редакцией О. Куусинена (1960) можно прочесть: «Все народы проходят, в главных чертах, один и тот же путь… Общество развивается, последовательно проходя социально-экономические формации, согласно определенным законам».

В.Ж. Келле и М.Я. Ковальзон в своем массовом учебнике «Курс исторического материализма», который начал публиковаться в 60-е годы, пишут: «С развитием капитализма исчезает изолированность отдельных стран и народов. Различные страны втягиваются в общее русло капиталистического развития, возникают современные нации, и между ними устанавливаются всесторонние связи. Тем самым отчетливо обнаружилось, что история всего человечества едина и каждый народ переживает ряд закономерных ступеней исторического развития. Возникли широкие возможности для сравнения истории различных народов, выделения того общего, что имеется в экономических и политических порядках разных стран, для нахождения закономерной повторяемости в общественных отношениях».

В этом тезисе куча ошибок. Даже в «Капитале» Маркс в примечаниях, составлявших примерно половину текста, говорил о своеобразии национальных хозяйственных систем. Но у него был четко очерченный объект исследования – клеточка современного западного капитализма, и у него не было задачи и времени отвлекаться на подробное описание «азиатского способа производства», русского общинного земледелия или, по его собственному выражению, «образцового сельского хозяйства Японии».

Но ведь и ведущие философы приняли тезис истмата за догму. Э.В. Ильенков писал: «Система идей, именуемая “марксизмом”, – это естественно созревший результат развития традиций “западной культуры”, или, если быть совсем точным, западноевропейской цивилизации… Россия… была интегральной частью “западного мира”, и революция 1917 года была вынуждена решать типично “западную” проблему» [30, с. 156–158.].

Утверждение, будто Россия была интегральной частью Запада и потому революция 1917 г. была вынуждена решать типично «западную» проблему», мягко говоря, никуда не годится. Вся концепция России как Европы была ошибочна и деформировала всю когнитивную структуру советского обществоведения. Да, Запад являлся и является «значимым иным» в формировании национального сознания народов России. Но чтобы быть членом «европейской семьи народов», надо, чтобы эта самая семья тебя признала своим. Запад появления у него такого «pодственника» не желает и никогда не желал.

Ливонская война (1558–1583) окончательно обозначила восточные пределы Европы, она кончалась за рекой Нарвой и Псковским озером. Ливония была объявлена «восточным бастионом» цивилизации, война шла под лозунгом «Священной войны» Европы против России.

В XVIII в. Вольтер в его истории Петра Великого писал: «Московиты были менее цивилизованы, чем обитатели Мексики при открытии ее Кортесом. Прирожденные рабы таких же варварских, как и сами они, властителей, влачились они в невежестве, не ведая ни искусств, ни ремесел и не разумея пользы оных» [31]. Руссо писал в работе «Об общественном договоре»: «Русские никогда не будут народом истинно цивилизованным… Русская империя захочет покорить Европу и будет покорена сама. Татары, ее подданные или соседи, станут и ее, и нашими господами» [32, с. 38–39.].

В ХIХ в. жесткой русофобией отличались Маркс и Энгельс. Маркс в Лондоне произнес речь: «Я спрашиваю вас, что же изменилось? Уменьшилась ли опасность со стороны России? Нет. Только умственное ослепление господствующих классов Европы дошло до предела… Путеводная звезда этой политики – мировое господство – остается неизменным. Только изворотливое правительство, господствующее над массами варваров, может в настоящее время замышлять подобные планы… Итак, для Европы существует только одна альтернатива: либо возглавляемое московитами азиатское варварство обрушится, как лавина, на ее голову, либо она должна восстановить Польшу, оградив себя таким образом от Азии двадцатью миллионами героев» [33].

То же в ХХ в. Когда немцы, завязнув в России, перестали быть угрозой для Англии, Черчилль написал (октябрь 1942 г.): «Все мои помыслы обращены прежде всего к Европе как прародительнице современных наций и цивилизации. Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древних европейских государств» (цит. в [34]).

А накануне перестройки (1984) М. Кундера писал в статье «Похищенный Запад»: «Воистину, ничто не может быть более чуждым Центральной Европе с ее одержимостью многообразием, чем Россия, одержимая идеей единообразия, стандартизации и централизации… На восточной границе Запада больше, чем где бы то ни было на Земле, Россия воспринимается не как европейская