Братьям.

Вышлем группу в количестве шести человек. Ждите самолет в два часа ночи сегодня. Пароль для встречи: «Берлин». Привет.

Зигфрид.

Конечно, этой радиограммы ждали, и к ней готовились: лучшие оперативники из отдела Горобца за истекшие двое суток провели по разным направлениям интенсивную подготовку к встрече десанта немецких агентов-парашютистов. Как сообщил подполковник своим подчиненным, для этой цели командованием было выделено вполне достаточно сил и средств, кроме того, привлекли почти всех офицеров оперативно-разыскного отдела контрразведки.

В восемнадцать ноль-ноль, через час после получения радиограммы от немцев, в кабинете подполковника, возглавляющего операцию, состоялось решающее совещание. Кроме самого Горобца, присутствовали: начальник окружного управления генерал-майор Орлов, командиры рот НКВД и «Смерша», майор Миронов, капитан Горячев и еще несколько офицеров из отдела. Тут же находились три старших офицера — полковник и два подполковника из управления, прибывшие вместе с генералом, а кроме того, майор из госбезопасности — заместитель Цинцадзе. В общем, народу в небольшом кабинете набралось предостаточно. Глядя на генерала Орлова, который закурил первым, начали дымить и все остальные — к явному неудовольствию хозяина кабинета (он демонстративно открыл форточки).

В числе первых выступил Орлов, невысокий и грузный мужчина лет пятидесяти в круглых старомодных очках, которые придавали ему сходство с дореволюционным земским врачом или учителем. Однако последующее энергичное выступление генерала явно не соответствовало его облику «чеховского интеллигента»: говорил он властно, звучным «командирским» голосом:

— Товарищи офицеры! Буду краток, времени на долгие разговоры у нас нет. Руководство ждет от вас следующего: взять как можно больше вражеских парашютистов живьем для последующего допроса и выяснения их целей и задач. При угрозе прорыва немецких агентов через кольцо оцепления — уничтожить бандитов! Не дай бог кому-то из этой шайки уйти — головой ответите! Конечно, главный спрос — с руководителя операции. Надеюсь, Юрий Иванович, вы это хорошо осознаете? Вот вас и послушаем в первую очередь!

Подполковник подошел к висевшей на стене крупномасштабной карте района предполагаемой высадки десанта:

— Товарищи! В рамках данного дела необходимо провести сегодня ночью операцию по нейтрализации немецкого десанта. За истекшие сутки с комсоставом из НКВД и «Смерша», участвующим в операции, мы детально проработали действия каждого воинского подразделения, причем очень аккуратно и, не привлекая чужого внимания, провели рекогносцировку на местности. Коротко повторю основные этапы операции: ровно в двадцать ноль-ноль, то есть через полтора часа, из Смоленска по шоссе № 5 выдвигаются в направлении квадрата 72 две роты бойцов оцепления на «Студебеккерах». Максимум через полтора-два часа, когда уже окончательно стемнеет, войска скрытно прибывают на место, к намеченной поляне, и, окапываясь, занимают исходные позиции. При этом, повторяю, соблюдается режим полной скрытности.

— Как думаете задействовать пойманных агентов — Раскольникова и Ярыгина? — задал вопрос генерал Орлов.

— Мы их вывезем на место операции, товарищ генерал-майор! Радист Ярыгин, у которого сломана нога, будет находиться в кустах и, если понадобится, подаст голос и покажется приземлившейся группе. А второй, Раскольников, выйдет на поляну, сообщит десантникам пароль и поведет их на северную сторону поляны, где в кустах будет ждать засада из офицеров-оперативников. Ну а далее — захват!

— Как продумали маскировку? С самолета ваши приготовления не заметят? — спросил с характерным кавказским акцентом сравнительно молодой черноволосый подполковник, который прибыл вместе с генералом.

— Никак нет, — Горобец повел указкой по карте, — грузовики мы отведем в сторону и замаскируем. Командиры подразделений проинструктированы, и бойцы укроются, как положено.

Далее обсуждение длилось не более пятнадцати-двадцати минут — все понимали, что время для разговоров закончилось и пора приступать к практическим действиям. Когда высокие чины, а с ними и остальные участники оперативного совещания покинули кабинет, в нем задержались на несколько минут майор Миронов и капитан Горячев.

— Вот что, Николай Петрович, — обратился к майору Горобец, — я выезжаю на место через час, со мной будет лейтенант Горохов. Вам с капитаном прибыть на полуторке к двенадцати ночи с бойцами охраны и задержанными агентами. Рацию тоже возьмите. Все ясно?

…Ровно в два часа ночи на лесной поляне были зажжены сигнальные костры: три по прямой «север-юг», как сообщалось в радиограмме абверовскому разведцентру. Самолет противника не заставил себя долго ждать; сначала на земле услышали нарастающий гул, а потом в свете луны в разрывах облаков показался и сам «Юнкерс», идущий с запада на снижение. Это был критический момент: если радист Ярыгин все-таки обманул и сумел подать в радиограмме сигнал тревоги — из самолета вместо ожидаемого десанта могли посыпаться осколочные бомбы! Такие случаи бывали; но сейчас, кажется, обошлось: уже в первый заход самолета в небе показались грузовые парашюты — немцы сначала десантировали снаряжение. Во второй заход прошла выброска людей, и вскоре над поляной раскрылось еще шесть куполов. Вот тут, как назло, луну затянуло густыми облаками и стало совсем темно: поэтому смершевцы вовремя не заметили седьмой парашют. Тем более из текста немецкой радиограммы следовало, что надо ждать только шестерых агентов. Позже с одного из постов доложили, что после второго захода самолета в стороне от поляны приземляется седьмой парашют (с грузом или человеком — не видно) и его относит за кольцо оцепления. Как руководитель операции Горобец принял решение: чтобы не спугнуть основную группу, никаких передвижений бойцов, а тем более поиска и преследования пока не производить…

Когда шестерка агентов один за другим приземлялась на поляне, их встречал Петр Раскольников; в его сотрудничество контрразведчики уже верили и «сюрпризов» от него не ждали. Раскольников деловито залил костры дождевой водой из канавы на краю поляны, потом прокричал пароль и подошел к десантникам. Они уже успели отстегнуть и собрать парашюты и теперь, настороженные и с оружием на изготовку, сгруппировались в центре поляны.

Смершевцы не слышали, о чем они говорили со встречающим, но было видно: агенты очень возбуждены и сильно нервничали — один из них вдруг схватил Раскольникова за ворот, что-то прокричал ему в лицо и толкнул так, что тот повалился на землю, потом вдруг дико заорал:

— Гады! Волки позорные!

Да так, что всему оцеплению было слышно. И сразу открыл огонь из автомата — сначала в Раскольникова, потом по периметру поляны. За ним беспорядочной стрельбой отозвались остальные десантники и попытались начать отход в сторону лесной опушки.

«Вот ведь сволочь уголовная!» — успел подумать Миронов, услышав «феню»; немцы не брезговали и такими подонками и активно вербовали для забросок на советскую территорию.

В ответ на огонь вражеских агентов зазвучали выстрелы со стороны красноармейцев, и завязался жаркий бой. Не исключено, что кто-то из парашютистов еще с воздуха заметил засаду, а может быть, они что-то почувствовали в поведении Раскольникова, «раскрыли» его (или он сам «раскрылся» — пока об этом можно было только гадать). Окруженные абверовцы вели упорный бой: они были прекрасно подготовлены и вооружены, не желали сдаваться и даже пытались организовать круговую оборону. К счастью, развернуть рацию им не удалось: вместе с радистом ее разнесло первым же выстрелом из миномета. С немецкого самолета, скорее всего, бой не увидели — когда он начался, «Юнкерс» был уже далеко. Самое поганое обстоятельство обнаружилось позже, когда оперативники нашли седьмой (не грузовой!) парашют и поняли, что один агент-парашютист все-таки ушел! Дело усугубилось тем, что пятеро из шести десантников, окруженных на поляне, были убиты, а шестой тяжело ранен и находился без сознания — то есть некому было сообщить хотя бы приметы исчезнувшего «Седьмого», как его мысленно окрестил Горобец.