Но другое подозрение обожгло меня изнутри – то, что убийца мог следить за мной и даже слышать, как совсем недавно я говорила с Люськой по мобильному телефону! И кто знает, не тогда ли ему пришла в голову мысль применить свой сценарий убийства и для Люськи тоже? Правда, при этом оставалось непонятным, почему он не убрал с дороги меня, но разве что-либо может помешать этому маньяку избавиться от ненужного свидетеля в любой момент? Погоди – свидетеля… Но, бог мой, свидетеля чего?!

Ужас обступал меня со всех сторон, и с ним надо было что-то делать. Чтобы не видеть больше их обоих, я выползла из кухни, ушла как можно дальше – в коридор, и снова, как тогда, дома, опустилась прямо на пол.

При той пляске святого Вита, происходившей сейчас в моей голове, мне все же хватило ума понять, что, прежде чем выйти (навсегда!) из Люськиного дома, мне нужно очень хорошо все обдумать.

Потому что Люську и Борю убили всего несколько минут назад – раз уж мне, то есть человеку, далекому от криминалистики, это стало ясно с первого взгляда, то и любой эксперт, который прибудет на место преступления, установит это, даже не раскрывая свой чемоданчик.

И тогда, если, конечно, неизвестный убийца не доберется до меня раньше, я окончу свои дни на тюремных нарах, потому что свидетели, начиная с консьержки и заканчивая соседкой напротив, видели, что я входила в Люськину квартиру, знали, что я иду именно к ней, и при случае не преминут показать на меня именно как на возможного убийцу!

Повод? Да мало ли у женщин бывает поводов, чтобы возненавидеть друг друга, пусть даже в одну минуту! А орудие убийства – разве у меня есть уверенность, что преступник не оставил его где-нибудь в квартире, предварительно стерев отпечатки пальцев, ибо кто же в наше время не знает о необходимости уничтожать эти самые отпечатки?

* * *

Заставив себя подняться, я вышла из квартиры и осторожно прикрыла за собой дверь. Две мысли забились в моем мозгу сразу же, как только я смогла соображать, первая: как в Люськиной квартире оказался ее муж?

Ведь совсем недавно она рыдала на моем плече, рассказывая, что Боря ее бросил, ушел к какой-то Катьке из пятого подъезда. И даже с вещами. Как же так вышло, что я застала его у брошенной жены? Пришел забрать что-то? Решил объясниться как следует? Но почему именно сейчас, именно за минуту до убийства – ведь, когда я разговаривала с подругой по телефону, та и словом не обмолвилась, что она не одна. Значит, Борис пришел к ней уже после моего звонка?

И второй вопрос: кто заходил до меня к Люське домой, иными словами – кто убийца? Этот вопрос представлялся мне куда более простым, чем первый; во всяком случае, узнать, как выглядел убийца, я могу прямо сейчас. Еще полчаса-час на всякого рода расспросы у меня есть. Потом ситуация изменится – милиция начнет гоняться уже за мной.

Не мешкая, я направилась вниз, к консьержке. Пожилая женщина, похожая на добрую волшебницу из сказки, с такими милыми «бабушкиными» очками на чуть вздернутом носу и седыми буклями по обеим сторонам полного лица, посмотрела на меня вскользь и снова склонилась над своим вязанием. Я остановилась напротив и кашлянула.

– Простите, что отвлекаю. Можно обратиться к вам с просьбой?

– Да? – спросила она без особого интереса.

– Пожалуйста, помогите мне выиграть один спор! Ничего особенного, просто поспорили со знакомыми. Они утверждают, что в сто семнадцатую квартиру сегодня поднимался мой бывший муж – такой высокий блондин с узкой бородкой клинышком, – а хозяева дома отпираются и говорят, что никого у них не было. Вы поймите меня как женщина, я этого подлеца уже полгода ищу, от алиментов скрывается! А хозяева сто семнадцатой его, наверное, покрывают, вот и не хотят выдавать, что мой муж у них был. Но вопрос-то принципиальный, у меня двое детей на руках, их надо кормить!

Бог его знает, откуда в моей голове всего за какую-то минуту родилась вся эта чушь. Недаром говорят, что в минуту опасности в человеке мобилизуются скрытые резервы – вообще-то, вранье и фантазерство никогда не были моей стихией. Но, видимо, я попала на нужную волну, потому что женщина, сидевшая в каморке консьержки, отложила вязание и посмотрела на меня с явным сочувствием.

– Бедная вы моя, – сказала она с силой и покачала головой, словно страшно жалела, что не может сообщить мне ничего утешительного, – если бы вы знали, как я вас понимаю! Сама двоих внуков с дочерью рощу, а муженек ее ноги на плечи – и ищи-свищи, вот уже восьмой год неизвестно где обретается, сволота… Сажать таких надо, без суда и следствия. Сажать! И закон такой придумать, чтобы не смели больше детей заводить!

Добрая фея из сказки на моих глазах превращалась в жестокую Фемиду – богиню правосудия, не знающую слез и жалости к оступившимся. В другую минуту я бы, может, и поддержала ее законопроект, направленный на сохранение семьи, но именно сегодня у меня было мало времени.

– Да! Да! Я с вами совершенно согласна! Только скажите, кто приходил сегодня в сто семнадцатую – он или не он? Если он, значит, мне надо срочно бежать, искать и наказывать подлеца!

Но она покачала головой, сдвинув указательным пальцем к переносице очки:

– Увы, бедная вы моя, вы ошибаетесь. И ваши знакомые – тоже. Я с самого утра заступила на смену, и за все время сегодня к Людмиле Францевне никто не приходил. Она сама только недавно вернулась.

– Как никто – совсем никто? – не поверила я. – А… а ее муж? Борис?

Консьержка снова покачала головой, это движение выглядело у нее уже каким-то заученным:

– Нет, нет. Борис Алексеевич съехал с квартиры, тому уже… точный день не скажу. Не при мне это было, но где-то больше месяца прошло. И с чемоданами, как моя сменщица рассказывала. С тех пор я его не видела.

Я поблагодарила старушку и, понурив голову, побрела к выходу.

Вышла во двор, насквозь продуваемый всеми ветрами – погода начинала портиться на глазах.

* * *

У меня просто не оставалось выбора – вот почему я решилась позвонить Аде, а вовсе не потому, что вдруг с этого момента взяла и уверовала в ее паранормальные способности.

Мне совсем, совсем некуда было пойти! Возвращаться домой, туда, где у кухонного стола сидел труп, – это было выше моих сил. Идти в милицию, чтобы сообщить об этом трупе и приплюсовать к нему еще два, только что обнаруженных, – это было выше моих сил!

Ехать к дочери и искать прибежище у нее – бессмысленно. Лика только испугается, а помочь ничем не сможет. Ни при каких обстоятельствах я не хотела бы, чтобы моя дочь лишилась сна из-за того, что ее мать скоро будут считать убийцей!

А такая возможность была близка, и я начинала это понимать. Какой бы сверхумный и суперпроницательный следователь ни приехал по вызову – ко мне ли домой, в квартиру ли Люськи, – в первую очередь он заподозрит именно меня.

Господи боже мой, что же делать, куда же пойти?!

И тут в мозгу сверкнуло, как узкая полоска стали, сегодняшнее воспоминание: Ада! Рыжеволосая женщина со странными глазами, которая так многозначительно пробормотала что-то о грядущих неприятностях и настаивала на том, чтобы я ей позвонила. Как это? А, вот: «Обещайте мне, Вера, что, когда это время придет, вы позвоните мне и ничего от меня не скроете. Поверьте, сейчас я говорю это больше для вашего интереса, чем для своего. Ну? Обещаете?»