– Я сдвинул ее с места, – сказал старик. – Явсе-таки заставил ее перевернуться.

У него снова закружилась голова, но он тянуллесу с большой рыбой изо всех сил. «Ведь мне все-таки удалось перевернуть ее набок, – думал он. – Может быть, на этот раз я сумею перевернуть ее на спину.Тяните! – приказывал он своим рукам. – Держите меня, ноги! Послужи мне еще,голова! Послужи мне. Ты ведь никогда меня не подводила. На этот раз я перевернуее на спину».

Еще задолго до того, как рыба приблизилась клодке, он напряг все свои силы и стал тянуть что было мочи. Но рыба лишь слегкаповернулась на бок, потом снова выпрямилась и уплыла вдаль.

– Послушай, рыба! – сказал ей старик. – Ведьтебе все равно умирать. Зачем же тебе надо, чтобы и я тоже умер?

«Этак мне ничего не добиться», – подумалстарик. Во рту у него так пересохло, что он больше не мог говорить, и не былосил дотянуться до бутылки с водой. «На этот раз я должен подтащить ее к лодке,– подумал он. – Надолго меня не хватит». – «Нет, хватит, – возразил он себе. –Тебя, старик, хватит навеки».

Во время следующего круга старик чуть было еене достал, но рыба снова выпрямилась и медленно поплыла прочь.

«Ты губишь меня, рыба, – думал старик. – Это,конечно, твое право. Ни разу в жизни я не видел существа более громадного,прекрасного, спокойного и благородного, чем ты. Ну что же, убей меня. Мне ужевсе равно, кто кого убьет».

«Опять у тебя путается в голове, старик! Аголова у тебя должна быть ясная. Приведи свои мысли в порядок и постарайсяпереносить страдания, как человек… Или как рыба», – мысленно добавил он.

– А ну-ка, голова, работай, – сказал он тактихо, что едва услышал свой голос. – Работай, говорят тебе.

Еще два круга все оставалось по-прежнему.

«Что делать? – думал старик. Всякий раз, когдарыба уходила, ему казалось, что он теряет сознание. – Что делать? Попробую ещераз».

Он сделал еще одну попытку и почувствовал, чтотеряет сознание, но он все-таки перевернул рыбу на спину. Потом рыбаперевернулась обратно и снова медленно уплыла прочь, помахивая в воздухе своимгромадным хвостом.

«Попробую еще раз», – пообещал старик, хотяруки у него совсем ослабли и перед глазами стоял туман.

Он попробовал снова, и рыба снова ушла. «Ах,так? – подумал он и сразу же почувствовал, как жизнь в нем замирает. – Япопробую еще раз».

Он собрал всю свою боль, и весь остаток своихсил, и всю свою давно утраченную гордость и кинул их на поединок с муками,которые терпела рыба, и тогда она перевернулась на бок и тихонько поплыла набоку, едва-едва не доставая мечом до обшивки лодки; она чуть было не проплыламимо, длинная, широкая, серебряная, перевитая фиолетовыми полосами, и казалось,что ей не будет конца.

Старик кинул лесу, наступил на нее ногой,поднял гарпун так высоко, как только мог, и изо всей силы, которая у него былаи которую он сумел в эту минуту собрать, вонзил гарпун рыбе в бок, как разпозади ее громадного грудного плавника, высоко вздымавшегося над морем доуровня человеческой груди. Он почувствовал, как входит железо в мякоть, и,упершись в гарпун, всаживал его все глубже и глубже, помогая себе всей тяжестьюсвоего тела.

И тогда рыба ожила, хоть и несла уже в себесмерть, – она высоко поднялась над водой, словно хвастая своей огромной длинойи шириной, всей своей красой и мощью. Казалось, что она висит в воздухе надстариком и лодкой. Потом она грохнулась в море, залив потоками воды и старика,и всю его лодку.

Старика одолела слабость и дурнота; он почтиничего не видел. Но, опустив бечеву гарпуна, он стал медленно перебирать ее визрезанных руках, а когда зрение вернулось, он увидел, что рыба лежит на спине,серебряным брюхом кверху. Рукоятка гарпуна торчала наискось из ее спины, а моревокруг было окрашено кровью ее сердца. Сначала пятно было темное, словноголубую воду на целую милю вглубь заполнила стая рыб. Потом пятно расплылось истало похоже на облако. Серебристая рыба тихо покачивалась на волнах.

Старик не сводил с нее глаз, пока зрение унего опять не затуманилось. Тогда он дважды обмотал веревку гарпуна о битенг иопустил голову на руки.

"Что же это с моей головой? – сказал он,прижавшись лицом к обшивке носа. – Я старый человек, и я очень устал. Но явсе-таки убил эту рыбу, которая мне дороже брата, и теперь мне осталось сделатьчерную работу.

Теперь я должен приготовить веревку и связатьее в петли, чтобы принайтовить рыбу к лодке. Даже если бы нас было двое и мызатопили бы лодку, чтобы погрузить в нее рыбу, а потом вычерпали воду, – всеравно лодка не выдержала бы такой тяжести. Я должен подготовить все, что нужно,а потом подтянуть рыбу к борту, привязать ее накрепко к лодке, поставить паруси отправиться восвояси".

Он стал подтягивать рыбу к борту, чтобы,пропустив веревку через жабры и через пасть, привязать ее голову к носу.

«Мне хочется посмотреть на нее, – подумал он,– потрогать ее, почувствовать, что же это за рыба. Ведь она – мое богатство. Ноя не поэтому хочу ее потрогать. Мне кажется, что я уже дотронулся до ее сердца,– думал он, – тогда, когда я вонзил в нее гарпун до самого конца. Ладно,подтяни ее поближе, привяжи, надень петлю ей на хвост, а другую перекинь вокругтуловища, чтобы получше приладить ее к лодке».

– Ну, старик, за работу, – сказал он себе иотпил маленький глоток воды. – Теперь, когда битва окончена, осталась еще уймачерной работы.

Старик посмотрел на небо, потом на рыбу. Онглядел на солнце очень внимательно. «Сейчас едва перевалило за полдень. Апассат крепчает. Лесы чинить теперь бесполезно. Мы с мальчиком срастим ихдома».

– Подойди-ка сюда, рыба!

Но рыба его не послушалась. Она безмятежнопокачивалась на волнах, и старику пришлось самому подвести к ней лодку.

Когда он подошел к ней вплотную и голова рыбыпришлась вровень с носом лодки, старик снова поразился ее величиной. Но онотвязал гарпунную веревку от битенга, пропустил ее через жабры рыбы, вывелконец через пасть, обкрутил его вокруг меча, потом снова пропустил веревкучерез жабры, опять накрутил на меч и, связав двойным узлом, привязал к битенгу.Перерезав веревку, он перешел на корму, чтобы петлей закрепить хвост. Цвет рыбыиз фиолетово-серебристого превратился в чистое серебро, а полосы стали такими жебледно-сиреневыми, как хвост. Полосы эти были шире растопыренной мужской руки,а глаз рыбы был таким же отрешенным, как зеркало перископа или как лики святыхво время крестного хода.

– Я не мог ее убить по-другому, – сказалстарик.