Бьюсь об заклад, мое имя, точнее, псевдоним ничегошенькиПетренко не сказал, но он улыбнулся еще шире и посмотрел на меня оценивающе,должно быть, гадая, кого черт принес.

– Спасибо, что согласились встретиться с нами, –ласково пропела Женька. Павел Ильич проводил нас к столу и усадил в мягкиекресла.

– Кофе, чай?

Женька решила выпить кофе, я чай. Пока одна из блондиноксервировала стол, Петренко с удобствами устроился между нами, как видно, еще нерешив, на кого стоит излить свое обаяние. Я напустила в глаза дурнинки, и онпереместился ближе к подруге, которая отчаянно скалила зубы. Он опять взглянулна меня, а я подумала: когда рядом сидит такой парень и смотрит на тебя созначением, поневоле начнешь самой себе завидовать. Тут я вспомнила о Ромке иуставилась в пол. Женька закинула ногу на ногу (своими ногами она оченьгордилась), и с этого момента Петренко только на них и пялился. Если учесть,что в приемной у него были две пары ног ничуть не хуже, следовало сделатьвывод, что он активно включился в игру. Минут пятнадцать Павел Ильич потчевалнас печеньем и конфетами, вскользь упомянул, что фирма под его руководствомактивно развивается, назвал годовой оборот, после чего мы уже не сомневались:перед нами отечественный олигарх, знакомством с которым мы должны гордиться.Наконец он выдохся и, ласково глядя на Женьку, предложил:

– Что ж, давайте обсудим наши дела.

На лице подруги появилось непонимание. Павел Ильич кашлянули спросил:

– Вас ведь Альберт Иванович прислал?

Альберт Иванович – Женькин босс, но услышать родное имя вэтот момент она явно не ожидала. Непонимание на ее физиономии читалось всеотчетливее.

– Извините, – вновь кашлянул Павел Ильич, теперь и онпребывал в растерянности, пытаясь понять, зачем мы пожаловали.

– Альберт Иванович? – нахмурилась Женька. –Собственно, мы совершенно по другому делу, то есть к газете это не имеетотношения.

– Да?

– Мы хотели бы поговорить с вами о вашей тете, – влезлая. Петренко моргнул, должно быть, пытался вспомнить, есть ли у неготетя. – О Кошкиной Марии Степановне, – напомнила я.

– А-а… – Он вроде бы обрадовался, кивнул и опять уставилсяна Женькины ноги, но радость его длилась недолго, он вдруг нахмурился испросил: – А при чем здесь тетя?

Только я хотела спросить «где?», как заговорила Женька.

– Дело в том, что ваша тетя прислала письмо моейподруге. – Она кивнула на меня. – Странное письмо. Анна решила с нейвстретиться, и тут выяснилось, что ваша тетя исчезла. Она не появлялась домауже более недели, и никто не знает, где она может быть.

– Ах, вот в чем дело… К сожалению, я тоже не знаю, –улыбнулся Павел Ильич. – Если честно, я о тете успел забыть. Мои родителиразвелись, и с родственниками по отцовской линии я не имел никакой связи.Кошкина – сестра моего отца, – счел нужным пояснить он. – Могу я взглянутьна письмо? – спросил он.

Женька мне кивнула, я достала письмо и протянула ему.

– Действительно странное послание, – пожал онплечами. – А почему она обратилась к вам?

– Она читала мои книги. Я пишу детективы.

– А-а-а… – вряд ли это что-то ему объяснило.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– На похоронах деда, – ответил он.

– Вы ездили на похороны?

– Что в этом удивительного?

– Ничего, конечно. Но вы сказали, что после разводародителей…

– Пожалуй, я действительно должен кое-что объяснить, –улыбнулся Петренко. – Своего деда я не видел много лет. Родителиразвелись, вскоре отец погиб, а моя мать со свекром не ладила. Не знаю, в чемпричина, она мне никогда об этом не говорила. В детстве я с отцом часто ездил кдеду. С моей точки зрения, он был прекрасный человек. Последний раз я был унего после окончания института. Его супруга… в общем, я понял, что мне тамсовсем не рады. Дед испытывал неловкость, что неудивительно, а я… я решил, чтобольше к нему не поеду. Глупость, конечно. Но в юности многого не понимаешь.Все последующие годы мы довольствовались звонками. Сначала созванивались накаждый праздник, потом все реже и реже. К сожалению, так часто бывает. Ясобирался к нему съездить, но… дела, – развел он руками. – И вдругпришла телеграмма: дед умер. Разумеется, я поехал на похороны, горько сожалея,что так и не успел повидать его. – Петренко подошел к полке, где стоялонесколько фотографий, и повертел одну из них в руках. – Это все, чтоосталось у меня на память о нем, – вздохнул он.

Мы с Женькой поднялись и подошли ближе. На полке стоялафотография президента и портрет женщины в черном платье с ниткой жемчуга.

– Моя мать, – пояснил Петренко. – Умерла годназад. А вот это мой дед. – Он протянул фотографию мне.

На фото солдатик лет двадцати в шинели и шапке-ушанкеулыбался, глядя в объектив камеры. Снят он был на фоне какой-то церкви.

– Ваш дед воевал? – спросила я.

– Да. Это единственная фотография тех лет. Он рассказывал,что к ним в часть приезжали газетчики… Я нашел снимок в бумагах отца после егосмерти.

– А с Кошкиной на похоронах вы разговаривали?

– Разумеется.

– О чем?

– О чем в таких случаях принято говорить? Народу было мало,его жена, соседи… жена, по-моему, очень переживала из-за наследства. Тетю этораздражало. Если честно, я ее даже не узнал, и она меня тоже, чтонеудивительно. Я уехал сразу после похорон, а она отправилась на поминки,сказала, что останется на пару дней.

– И вы больше не встречались?

– Нет.

– И не заходили к ней домой?

Мой вопрос его вроде бы удивил.

– Заходил ли я к ней? Признаться, я даже не уверен, чтоточно помню, где она живет. До похорон мы виделись лет двадцать назад.По-моему, она тогда жила где-то в Гончарном переулке.

– Вы знали, что она развелась с мужем?

– Кажется, мама что-то говорила об этом.

– Они общались?

– Нет. Но какие-то сведения до нее доходили, через общихзнакомых, наверное. На похоронах у нас не было возможности побеседовать,какие-то общие фразы… в общем, я понятия не имею, как жила тетя все эти годы. Иее письмо для меня загадка.

– Но в детстве вы часто бывали у деда, по вашим собственнымсловам, – не унималась я, хотя было ясно: ничего ценного от Петренко мы неузнаем. – Может быть, вы слышали какие-то рассказы… или ваша мама что-товам говорила.