Весна!.. Она была долгожданной не только для кулацких детей. Зеленым прокурором называли весну советские изгои в уральских глубинках. Как только сходил снег, и пробивалась первая трава, начинались массовые побеги из лагерей.

Парадокс: «филиалы» ГУЛАГа, разбросанные по всей тайге; «бывшие кулаки», депортированные, политические, согнанные сюда из разных уголков Советского Союза… А в спецпоселениях не существовало ни заборов, ни запоров. Спасаясь от преследующих их конвоиров с собаками, беглые прятались в незапертых домах, на сеновалах и чердаках. Они никого не трогали; и хозяева их не выдавали: таков был неписаный закон среди обиженных властью людей. Если кого-то ловили и временно закрывали где-нибудь в поселке до приезда лагерных начальников, местные их выпускали. (Из воспоминаний Зинаиды Федоровны Шергиной).

Дети кулаков… Сколько погибло их в таежных ссыльных краях! Они замерзали в сугробах во время долгой дороги из одного поселка в другой: не в каждом спецпоселении были школы. А дети, пристроенные на постой в чужие семьи, на каникулы стремились попасть домой, преодолевая десятки трудных километров. Они тонули в реках во время весенних разливов, перебираясь на лодках до противоположного берега. Бывало, тонули вместе со своими родителями. Они умирали от голода и холода, оспы и тифа. Они пропадали в непроходимой тайге.

Чудом удалось как-то матушке спастись от медведя-шатуна. Поздним зимним вечером шла она домой по, уже проторенной кем-то, знакомой тропинке. Огромная луна, небо в звездах. Снег такой белоснежный, что в лесу светло, как в сумерках. Тишина!.. В мыслях ‒ предстоящие каникулы, Новый год в окружении близких, а через полгода окончание школы… Так задумалась, что и не заметила, как добралась до очередного поворота. Вдруг в тишине, как гром среди ясного неба, ‒ угрожающее рычание!.. Дыхание перехватило: совсем рядом под елью ‒ огромный взъерошенный медведь. Мама от страха даже не поняла, как оказалась на ближайшем дереве. И стали они перекликаться по очереди: мама кричит, ‒ ревом отвечает медведь…

Сколько сидела она наверху под нависающими еловыми ветками; и сколько длился этот переклик со зверем ‒ неизвестно! Казалось ей, что время остановилось. Медведь ходил кругами вокруг ствола; иногда поднимался на задние лапы, царапая ствол, ‒ в конце концов, отправился восвояси… Уже под утро добралась мама до родительского дома: всю дорогу мчалась без остановок, даже не заметила, как потеряла где-то на полпути заплечную котомку с немудреными подарками.

‒ Сын за отца не отвечает, ‒ однажды с высокой трибуны лицемерно сказал вождь всех народов в ответ на бравурную речь некоего комсомольца, отказавшегося от своего отца ‒ подкулачника. Да, не отвечает, если он публично осудил и отказался от своих родителей: для таких отказников даже специальные общежития открывали. Хотя некоторые и не по своей воле отрекались: зачастую «враги народа», дабы обезопасить своих отпрысков, сами убеждали их это сделать. А тот, кто не отказывался, тот очень даже отвечал…

Ответили за Федора Шергина и его дети. Ответили не только испытаниями нищетой, голодом и холодом, но и ощущением людей отвергнутых. Ответили укоренившимся страхом раскрыть ненароком правду о себе в других, ‒ не ссыльных краях, дабы не стать изгоями самим и не выставить на всеобщее порицание своих детей: внуков «бывшего кулака». Слишком много было людей, считающих, что кулаки, действительно, ‒ враги народа. И наказаны они ‒ заслуженно! Газеты и журналы, фильмы и книги, радиовещание и собрания на местах ‒ всюду советская пропаганда демонстрировала образ кулака только в негативном свете. Несомненно, были среди, так называемого, «эксплуататорского класса» и те, кто сжигал колхозные амбары с зерном и убивал представителей советской власти. В годы войны такие становились полицаями и пополняли отряды бандеровцев. Но таковых было гораздо меньше, чем незаслуженно наказанных порядочных крестьян.

«Сытый голодного не разумеет…»! Вот и советские граждане ‒ «строители коммунизма», свято верящие в любимого вождя, ‒ предвзято относились к «врагам народа». Еще и потому, что стороной обошел их семьи «дамоклов меч» сталинских инквизиций. Это там: в местах ссылки кулаки чувствовали себя своими среди своих. А здесь ‒ на большой земле ‒ даже в 60-70-ые годы отпрыски кулаков были вынуждены скрывать непростые нюансы своей биографии от тех, для кого Сталин оставался кумиром. А таковых было большинство!

Ответили за «бывшего кулака» Федора Спиридоновича его дети и своими судьбами. Не стала модисткой Мария. Так и не окончила высшие курсы в Свердловске: ушла из-за страха, что откроется правда о раскулаченном отце, и заставят от него отречься. В первый раз Мария вышла замуж, когда ей не было и двадцати. Но меньше года просуществовал этот брак: за неделю «сгорел» молодой супруг от воспаления легких. Оставшись без средств к существованию, устроилась Мария домработницей и сиделкой в дом известного партийного работника.

А через год после смерти жены предложил тот выйти за него замуж. Родила Мария Федоровна Андрею Плотникову двух сыновей, да еще воспитывала избалованного пасынка, который никак не мог смириться с новой женой отца ‒ ненавидел ее по-настоящему. В общем, подростковый максимализм и безнаказанность делали свое дело: он сбегал из дома, воровал деньги, опустошал гардероб мачехи: одежду и обувь продавал на рынке. В 15 лет сбежал на фронт ‒ война только начиналась. Пожалел его один из командиров: оформил в статусе сына полка. А когда пасынок получил первый паспорт, там были уже другие имя и фамилия. Две причины сопутствовали такому решению: признательность к своему погибшему командиру (это его инициалы фигурировали теперь в паспорте) и отказ от отца ‒ «врага народа». Перед самой войной получил тот пять лет лагерей за сокрытие информации о кулацком происхождении своей жены.

Совсем юной окончила моя матушка десять классов. Приписала ей лишний год Анастасия Семеновна, когда восстанавливала документы, в спешке оставленные в Барневке во время раскулачивания. Специально приписала, чтобы раньше стала дочь совершеннолетней, получила паспорт, а с паспортом и взрослые продуктовые карточки и свободу передвижения в пределах Молотовской (Пермской) области. Так что мамины юбилеи мы праздновали обычно два года подряд: по паспорту и по действительной дате рождения.

По окончании школы, проучившись дополнительно в одиннадцатом педагогическом классе, стала матушка работать учителем начальных классов. Во время войны появилась первая запись в ее трудовой книжке. Уже после освобождения из ссылки окончила мама заочно педучилище, получив диплом с отличием.

Человек привыкает ко всему: избитая истина, но верная! И жизнь продолжалась… Подрастали отпрыски «бывших кулаков» ‒ так же влюблялись, как их, более везучие, ровесники на большой земле. Так же радовались весеннему возрождению природы