Раздеваясь, я всегда чувствовала смущение и неловкость. Помню, школьные медосмотры были для меня настоящей пыткой. Нас делили на мальчиков и девочек и закрывали друг от друга в разных классах. Медкомиссия разбивала свой лагерь в двух соседних кабинетах на первом этаже – кабинете биологии и географии. Девочек разглядывали в тесном от разросшегося хлорофитума и темном из-за наглухо закрытых штор кабинете биологии. Парты сдвигали в один угол, и белые врачи, садясь в ряд, расчехляли свои блестящие инструменты. Нас запускали в кабинет по пять-шесть человек и просили раздеться у двери за ширмой. Там было тесно, и, нагибаясь, чтобы снять обувь, девчонки толкались, а то и вовсе заваливались друг на дружку, пытаясь стянуть с себя колготки. До трусов все раздевались быстро, но на этапе, когда требовалось оголить грудь, случалось больше всего проволочек. Стоя на холодном полу, девчонки приплясывали, нервно хихикали и ждали, кто же решится на этот шаг первым. Нас начинали поторапливаливать недовольные врачи, и одна из нас наконец-то решалась скинуть с себя последнее. Дальше шло все как по маслу. Девчонки, будто убедившись, что процессы, протекающие в их меняющемся теле, есть процессы неотвратимого и общего для всех порядка, оживлялись и весело заголяли свое розовое двуглавие. Именно в тот самый момент находиться там, голой и одинаковой со всеми, делалось для меня невыносимым. Все – вопросы врачей, их холодные инструменты, даже плакаты на стенах с изображением одноклеточных тварей – выглядело безобразно примитивным и унизительно безличным. Но больше всего меня злили мальчишки, которые выходили с медосмотра всегда в приподнятом настроении. Происходило это потому, как мне казалось, что в том, что они показывали врачам не было никакой тайны, а потому не было поводом ни для стеснений, ни для последующих еще долгих перешептываний одноклассников. Казалось несправедливым, что мальчишкам отводилось куда более интересное и просторное место в мире, похожее на кабинет географии – с большими картами синих морей и дальних стран, без ширм и темных штор на окнах.

Свалив все вещи на плед, я как следует накрыла их полотенцем и придавила своими сандалиями. Когда я встала и посмотрела в сторону блестящего на солнце пруда, Элен уже стояла по щиколотку в воде и махала мне рукой.

– Бегу! – крикнула я и, перепрыгнув чьи-то надувные матрасы и сумки, побежала к ней.

Парни, как большеголовые мальки, сбившись в плотный косяк, сидели по шею в воде и таращили свои глазищи на Элен. Прекрасная и нагая, как Венера, она стояла на зеленой отмели, а ветер волновал ее тяжелые волосы.

Я зашла в прогретую воду и взяла Элен за руку. Не говоря друг другу ни слова, мы повернулись и пошли дальше от берега в пруд. Темная вода, как ртуть в термометре, поползла вверх и приятно захолодила колени. Еще какая-то пара-тройка неуверенных невесомых шагов, и холод изворотливой змеей вполз в наши купальники. Мы обе взвизгнули от неожиданности и, переглянувшись, плашмя упали на воду.

Мы всегда заплывали отчаянно далеко, пока от бьющих со дна ледяных ключей не начинало сводить судорогой ноги. Тогда мы разворачивались и каждый раз поражались не столько тому, как далеко оказывался берег, сколько тому, как становилось страшно от осознания последнего.

– Плывем, пока не устанем, – сбивчиво сказала она.

– Хорошо, – согласилась я и стала размашисто грести руками.

Солнце нещадно жгло макушку и плечи, и я то и дело окуналась в воду с головой. Голоса, доносившиеся с берега, постепенно от нас удалялись и делались тише. Вскоре руки стали наливаться тяжестью, захотелось опустить их и больше ими не двигать. Сильными струями к ногам то и дело подносило холодную воду, и они коченели до коликов.

– Я устала, Элен, – сдалась наконец я. – Я хочу вернуться.

– Если хочешь, возвращайся. Я поплыву дальше.

– Ты уверена?

– Конечно, уверена. Возвращайся! – как приказ, бросила она мне.

Я развернулась и увидела, что в нашу сторону плыли те самые парни, которых мы оставили далеко на берегу. Выстроившись в ряд, они плавно и неслышно рассекали воду руками, а их головы торчали над водой, как поплавки.

– Элен! – крикнула я.

– Что? – отозвалась она и обернулась.

Я заметила ее растерянный взгляд, когда она увидела приближающихся парней.

– Плывем к берегу! – снова крикнула я ей.

Не сказав ни слова в ответ, она развернулась и поплыла мне навстречу, тоже сделали и мальчишки, добавив ходу.

– Привет, – раздалось громко и нахально.

– Привет, – ответила за нас обоих Элен.

Ребята стали медленно смыкаться широким кольцом вокруг нас. Я что есть сил барахталась в воде, ощущая, что держаться на плаву становилось все трудней.

Тот, что был постарше и помордастей улыбнулся и сделал первый встречный жест.

– Опасно заплывать так далеко, красавицы, – сказал он и протянул мне руку, сжатую в кулак.

Я проигнорировала его предложение руки и повернулась к Элен. Ее лицо выражало какую-то истому, то ли от усталости, то ли от приятной лести.

– А мы – опасные красавицы, – ответила она мордастому.

– Уху! – раздалось одобряющее вокруг нас.

– Как тебя зовут, малышка? – сказал кто-то из мальчишек.

– Элен.

– А эту пигалицу с тобой?

– Эта пигалица – моя сестренка, ее зовут Кэт!

– Иностранки?! – удивился мордастый.

Мальчишки переглянулись и брызнули громким смехом. Вместо улыбки Элен хищно оскалила зубы и подалась вперед.

– Плывем, Кэт, к берегу, – деловито сказала она мне и выплыла из кольца мальчишеских голов.

– Стойте! – крикнул мордастый. – Мы хотим познакомиться!

– А мы уже не хотим, – бросила им через плечо Элен.

– Обещаю, мы не будем больше смеяться!

– Да смейтесь вы хоть до вечера, нам-то какое дело? – были ее последние слова.

Парни снова громко расхохотались за нашими спинами, но уже не над нашими именами, а над собственным глупым положением.

К моменту, когда мои заледеневшие ступни нащупали каменистое дно, я уже устала настолько, что едва могла стоять на ногах, и, дойдя до места, где лежали наши с Элен вещи, свалилась на плед без сил.

– Я испугалась за тебя, Элен, – сказала я.

– Испугалась? За меня?

– Да, когда те парни окружите нас.

– Ха-ха-ха, эти болтуны деревенские что ли? Они просто хотели с нами познакомиться, волноваться тут не о чем, – спокойно сказала Элен.

– Кто знает, что у них было …

– Я знаю, – перебила меня она.

Элен встала и взяла полотенце. Распустив мокрые волосы, она сперва хорошенько просушила голову а затем растерла полотенцем тело. Я легла и закрыла глаза. Было слышно, как ладони Элен с шелестом скользили по ее гладкой коже, втирая жирный крем, а капельки воды с ее волос долетали до моего высушенного солнцем лица и мгновенно испарялись.